Игорь Маранин - Неразменный рубль [СИ]

Федор свернул по тропинке парка к институту, в котором учился, и, размышляя о проблемах денежного обращения в стране — на примере конкретной денежной единицы, — вошел в небольшое двухэтажное здание.

— Какой-то сомнительный комплимент, — услышал он знакомый женский голос.

Так и есть. Лолка Промокашкина из параллельной группы опять подруге на судьбу жалуется.

— Сомнительные комплименты делают сомнительные мужчины, — заявила подруга и достала длинную тонкую сигаретку. — Таких нужно глазами расстреливать. Насмерть.

До пары оставалось еще минут двадцать, из буфета тянуло прокисшим яблочным соком, охранник в углу пыхтел над журнальным кроссвордом. В общем, всё как всегда. Но рука то и дело норовила нырнуть в карман, а внутренний голос тихо нашептывал: «Давай еще раз проверим? Ну, давай!»

Пришлось идти в буфет. Взять старый помятый пирожок из отряда ветеранов микроволновки и расплатиться заветным рублем вместе с десяткой и тремя обычными монетами. Буфетчица — мечта Рубенса в оранжевом сарафане — лениво сгребла деньги в пластмассовую коробку, покосилась на физиономию Мэнсона на футболке и испуганно икнула.

— Это кто ж такой? — спросила она.

— Музыкант, — ответил Федя, жуя пирожок и оттого невнятно выговаривая звуки.

— Мужикант, — озадаченно протянула буфетчица, — вон оно как. То-то я гляжу и не мужик уже вроде, но и не баба еще. Эх, скоро совсем ничего настоящего не останется! Даже мужиков…

И она снова громко икнула. На этот раз не испуганно, а печально. Посмотрела на накладные ногти, поморгала наклеенными ресницами, развернулась на массивных каблуках по прозвищу «смерть случайным прохожим» и ушла за цветастую шторку. Доедать пельмени и, вздыхая, ждать своего Рубенса.

Федя тут же выкинул несъедобный пирожок в корзину, нырнул в карман и с облегчением убедился, что рубль на месте. Мало того. Он еще и своих приятелей по оплате пирожка вернул! Вот это уже было совсем другое дело. Это открывало такие финансовые перспективы — аж дух захватывало. Главное, вовремя примазаться к какой-нибудь крупной покупке и лично передать деньги продавцу. Может быть, взять кредит в банке? И вернуть всё до копейки на следующий день?

Охранник проводил взглядом вышедшего из буфета студента и положил свои большие зеленые глаза обратно на кроссворд. Отгадывание шло с переменным успехом уже второй месяц. Неказистые кривые буковки, написанные огрызком химического карандаша, ютились в клетках, испуганно прячась от посторонних глаз. При приближении студентов охранник перелистывал страницу журнала или клал поверх него фуражку, словно это был не кроссворд, а секретные документы, разглашение которых каралось тремя годами каторги в урановых рудниках Забайкалья.

— Деревянная палка для игры в хоккей, — бормотал охранник. — Клюка? Не подходит… Железная палка для сражения на рыцарских турнирах… Кол?

Он так увлекся, что совершенно не обратил внимания на подошедшую на опасное расстояние Лолку Промокашкину.

— А вы симпатичный! — томно сказала она.

Охранник инстинктивно дернулся и схватился за кобуру.

— Документы! — выкрикнул он. — Лицом к стене, ноги на ширину плеч!

— И решительный! — восхитилась Лолка.

Аврора Васильевна, преподаватель истории экономической мысли, неторопливо прохаживалась между столами, свысока посматривая на студентов. В ее больших зеркальных очках отражались лица светил науки с портретов на стене. Лица были хмурыми и насупленными. В теплый солнечный денек светилам хотелось в лес, на пикник, уминать сочные шашлыки под бутылочку запотевшей водочки… Увы… Как там в законе возмездия за собственные фантазии? Горбачев антиалкогольную кампанию замутил, а в итоге сам стал водкой. Еще при жизни. Так что никаких шашлыков, господа! Не о том мечтали.

— Гаврилу Перебякина не зря называют самородком русской экономической мысли, — диктовала Аврора Васильевна. — Мне очень нравится, как о нем сказал неизвестный народный поэт: «Гаврила был экономистом. Труды научные писал». Действительно, поверьте мне на слово, он был экономистом. Родился Гаврила в семье старьевщика и пирожницы. Со слов старьевщика, прошу подчеркнуть. И первая, она же и последняя его работа называлась «Торговля пирожками в Мымринском уезде». Вернее, так назвали ее издатели. Сам Гаврила был неграмотным и никуда дальше кухни не ходил. Но, основываясь на эмпирическом опыте, он разработал теорию пирожкового спроса. Эта теория напрямую увязывает рост спроса на пирожки с ростом чувства голода…