Антон Демченко: Боярич

— Здравствуй, отец, — улыбка сына подействовала на боярина, как красная тряпка на быка… Ну почти. Довольная физиономия Федора придала ускорение мыслительным способностям Громова-старшего. Шестеренки в его мозгу щелкнули и закрутились.

Веселый вид сына, письмо из государевой канцелярии…

— ТЫ! — дрожа от бешенства, боярин ткнул в сторону сына пальцем. — Твоих рук дело?!

— Догадался, — совершенно невозмутимо хмыкнул тот, и кивнул. — Моих, конечно. Ну, и чуть-чуть, Владимира Александровича…

— Гдовицкой, с-сучий сын… Предатель! — Громов-старший грохнул по столу рукой.

— Наоборот. Знаешь, я поражен стойкостью нашего уважаемого начальника службы безопасности не меньше, чем терпением Кирилла… Почти пять лет мучиться от столкновения интересов рода и клуба эфирников, разрываясь между желанием уберечь будущего коллегу и невозможностью нарушить клятву сюзерену… Наверное, если бы не тот мавкин артефакт, что использовали мои детки, Володя уже сошел бы с ума. Как ни прискорбно это признавать, но то ЧП произошло на редкость удачно. Иначе, Гдовицкой, вряд ли осмелился бы выложить мне всю историю жизни Кирилла в «Беседах», — ровным тоном проговорил Громов-младший, и им же завершил свой пассаж. — Отец, ты мудак?

Боярин Громов слушал рассказ сына и мрачнел. То, что сделал этот своевольный… мальчишка, просто не укладывалось в голове! Как? Как можно было похерить семь лет работы?! Чертовы Томилины, чертов Колька… И теперь еще это?!

— Это, ты идиот. Благодаря твоей «доброте», этот мавкин выкормыш оказался абсолютно, полностью неподконтролен, а теперь его еще и клуб защищает! Да это же, просто прямое приглашение всем желающим: похитить этого вундеркинда и пожалуйста, секретная информация в кармане! Семь лет работы псу под хвост. Семь лет!

— Не понял, — нахмурился Федор. — Какой работы?

— Нормальной оперативной работы, — ощерился боярин. — Я семь лет растил из этого уродца замедленную бомбу для папистов. С самой смерти его родителей. Если б не вы, с Гдовицким и этой своей бессмысленной жалостью, я турнул бы Кирилла из клана в шестнадцать лет, а тот же Роман Томилин его подобрал бы… и прямая дорожка мальчишке под крылышко к иезуитам. А там, ты хоть представляешь, что было бы, когда, войдя в силу, он узнал, кто на самом деле виновен в смерти его родителей? Никита, тварь такая, замечательно всё рассчитал, пацан, действительно, потенциальный гранд эфира… Мне осталось бы только правильно довести нужную информацию, и всё! Это была бы такая победа!

— Ты рехнулся, отец? — холодно спросил Федор, глядя на брызжущего слюной отца.

— Я? У меня всё было продумано и подготовлено, но вы! Вы влезли в мои дела… Какого дьявола вам понадобилось отдавать его в клуб? Кто, вообще, позволил тебе брать на себя роль главы рода, и втягивать в это общество Кирилла? — Полыхнув еле сдерживаемой яростью, прохрипел боярин, сверля сына тяжелым взглядом. Но тот, кажется, даже не заметил отцовского гнева…

— Втягивать? Я обезопасил его. От тебя, прежде всего. В своей идиотской ненависти, ты уже превратил жизнь мальчишки в ад, забывая, что скоро, очень скоро он вырастет и тогда, только Бог сможет уберечь наш род от его мести…

— К черту! Он не выживет. Сдохнет, но принесет пользу! — грохнул по столу рукой боярин. А его сын подался назад и неверяще взглянул на отца.

— Ты безумен, старик, — ошеломленно проговорил Федор. — О какой пользе ты говоришь? В чем? Ты уже пытался его изгнать из рода. Потом попытался превратить в собственного раба, иначе предложение создать младшую ветвь, я даже назвать не могу. А теперь и вовсе говоришь о его смерти. И всё это во имя своей ненависти к папистам и Скуратову! Ты болен!

— Не смерти. Жертве, — выдохнул боярин. — Ты ни черта не понимаешь. Интересы государства…

— Не имеют никакого отношения к моему племяннику! — рявкнул Федор. — И теперь, ты со своими интригами можешь катиться ко всем чертям! Эфирники не выдадут тебе Кирилла.

— И гибель его родителей станет бессмысленной… — прошипел боярин.

— Она станет таковой, если ты убьешь собственного внука, урод! — бросил ему в ответ сын и вылетел из кабинета.

Боярин невидящим взглядом уперся в захлопнувшиеся двери и, со свистом выпустив воздух через плотно сжатые зубы, медленно опустился в кресло, сминая в руке злополучное письмо, один вид которого вызвал у Громова-старшего приступ подсердечной злобы. Все планы прахом!

Закрыв за собой двери отцовского кабинета, Федор Георгиевич на миг замер, прислонившись затылком к холодной стене и, чуть успокоившись, тяжело вздохнул. Все оказалось куда хуже и непригляднее, чем он думал… А значит… Оборвав мелькнувшую мысль, он оглянулся по сторонами и быстрым шагом покинул здание. Оказавшись на улице, наследник рода забрался в автомобиль, где его уже ждал шофер и, лишь выехав с территории усадьбы и накрывшись заглушающим куполом, активировал экран браслета. Кажется, пришла пора что-то менять.