Нил Гейман: Как Маркиз вернул своё пальто

— Что ж, это в самом деле честь, — прохрипел он. — Однако не стоило так утруждать себя организацией нашей встречи. Одно слово Вашей светлости, что Вы желаете меня видеть, и я бы сразу…

— …улепётнул со всех своих тонких ножек в противоположном направлении, — ответил хозяин красно-коричневых ног. Он вытянул свой длинный, гибкий, сине-зелёный хобот и перевернул Маркиза на спину.

Маркиз стал потихоньку тереть верёвку на запястьях о бетонный пол.

— Вовсе нет. Совсем даже наоборот. Словами не описать, как я рад оказаться в Вашем толстокожем обществе. Могу я нижайше просить развязать мне руки, дабы я мог приветствовать Вас, как подобает… э-э-э… Вашей слоновости?

— И не подумаю, учитывая, с каким трудом мне удалось тебя поймать, — ответил его собеседник. У него была зеленовато-серая слоновья голова и острые бивни, на концах вымазанные чем-то бурым. — Видишь ли, когда всё выяснилось, я поклялся, что ты будешь у меня вопить и молить о пощаде. И ещё я поклялся, что на все твои мольбы отвечу «нет».

— Ничто ведь не мешает ответить «да», — заметил Маркиз.

— Мешает, — отрезал Слон. — Попрание законов гостеприимства непростительно.

Маркиз взялся украсть у Слона дневник и доставить его Виктории в дни далёкой молодости — своей и всего этого мира. Слон был злобен и спесив, ни разу в жизни не проявил великодушия, к тому же у него начисто отсутствовало чувство юмора. Маркиз Карабас считал, что Слон просто-напросто глуп и вряд ли сообразит, какое отношение он, Маркиз, может иметь к пропаже дневника. Это было давно — с тех пор Карабас заметно поумнел.

— И все эти годы Вы воспитывали проводницу, на тот маловероятный случай, что я её найму, и тогда она меня предаст? — подытожил Маркиз. — Что же Вы так близко к сердцу всё принимаете.

— Ты меня плохо знаешь, — ответил Слон. — Это ещё мягкие меры с моей стороны. И воспитанием проводницы я не ограничился.

Маркиз попытался сесть. Слон толкнул его ногой обратно на пол.

— Проси пощады, — приказал он.

Ну, это было нетрудно.

— Пощадите! — воскликнул Маркиз. — Прошу! Умоляю! Явите великий дар милосердия! Не подобает ли могучему Слону, властителю сей земли, снизойти к тому, кто не достоин стереть пыль с его великолепных пяток…

— Что-то я не пойму, — сказал Слон. — Ты издеваешься надо мной?

— Боже упаси. Ни в коем случае. Я абсолютно серьёзен.

— Теперь вопи, — велел Слон.

Не так-то легко вопить, когда ещё не зажило перерезанное горло, но Маркиз Карабас старательно тянул ноту как можно дольше, как можно громче и как можно жалобнее.

— Даже вопишь ты издевательски, — заметил Слон.

Из стены торчала большая чёрная чугунная труба. На трубе был вентиль. Слон налёг на него, повернул, и из трубы закапала жидкая грязь, а потом тонкой струйкой полилась вода.

— Дренажный слив, — пояснил Слон. — Так вот. Я плачý по счетам, Карабас. Ты ловко скрывался все это время, с тех пор как перешёл мне дорогу. Поскольку свою жизнь ты хранил в надёжном месте, не было смысла что-то предпринимать. У меня свои люди по всему Под-Лондону: те, с кем ты ел за одним столом, ночевал под одной крышей, шутил шутки и даже как-то раз переспал в башне Биг Бена, но пока твоя жизнь была припрятана от греха подальше, я ничего не мог тебе сделать. Наконец на прошлой неделе до меня дошли слухи, что заветная шкатулка пуста, и я посулил свободу Замка тому, кто даст мне возможность…

— … услышать мольбы о пощаде, — подхватил Маркиз. — Вы говорили, да.

— Не перебивай, — мягко попросил Слон. — Я посулил свободу Замка тому, кто даст мне возможность увидеть тебя мёртвым.

Он отвернул вентиль до конца, и струйка воды превратилась в бурный поток.

— Должен Вас предупредить. Тот, кто убьёт меня, — торопливо сказал Карабас, — будет навеки проклят.

— Пожалуй, я рискну, — ответил Слон. — Тем более что, скорее всего, ты выдумываешь. А вот моя идея тебе понравится. Зал наполнится водой, и ты утонешь. Потом я спущу воду, войду и как следует посмеюсь. — И Слон громко протрубил в хобот, что, вероятно, представляло собой слоновий способ смеяться.

Ноги шагнули в сторону и пропали из поля зрения Маркиза. Закрылась с громким стуком дверь. Маркиз лежал в луже. Он корчился и извивался и наконец сумел встать. Лодыжку его охватывало металлическое кольцо, от которого тянулась цепь к столбу посредине зала.

Если бы только на нём было его пальто! Там в карманах лежали лезвия и отмычки; там были на вид совершенно обычные безобидные пуговки — но только на вид. Маркиз стал тереть верёвку о столб, надеясь её истончить. Но верёвка намокла, разбухла, ещё сильнее впилась в тело, и Маркиз только содрал кожу с ладоней и запястий. Вода поднималась и была уже ему по пояс.