Макс Фрай - Новая Дикая Охота. Рассказы для живых [сборник litres]

Ях спустилась с холма раньше всех и уже почти убежала, потому что опьянела от дыма, которым чуть-чуть побыла, но в последний момент опомнилась и вернулась, чтобы всех обнять на прощание. Тогда Шата тоже спустилась с холма, она обниматься любит. Ях это знает, поэтому аж дважды её обняла.

Потом мы расстались, хотя вместе нам весело. Будь наша воля, не расставались бы никогда. Но когда приходишь окончательно и взаправду, компания тебе не нужна. Любовь – одинокое дело, с друзьями её не разделишь. А мы путешествуем ради любви, в этом наш смысл, долг, работа и радость, для этого мы себе и миру нужны. То, что мы однажды полюбим, становится вечным, а мы от любви умираем, но не целиком, не в полную силу, а только чтобы стало можно снова начаться, это для нас важнее всего. Если время от времени не начинаться заново, так и останешься вечным младенцем с единственной тенью, тень будет стареть, а ты не будешь расти.

Однако сказать проще, чем сделать, любовь не везде удаётся найти. И не часто такое случается, даже с великими мастерами точно не каждый день. А у меня получается реже, чем у всех остальных, потому что я хочу всего сразу, мне всё интересно, с таким характером очень легко влюбляться, но трудно любить.

Наши Давние говорят, что огорчаться неудачам нелепо, потому что поиск любви – такое же счастье, как её обретение. Я и сама так же думаю. Но чувствую – наоборот. Мне бы – ух! И – бабах! И – дыдымц с фейерверком! Мне бы любви побольше, почаще и посильней. Но получается, как получается. В моей жизни много веселья и приключений, но мало настоящих страстей.

Когда приходишь куда-то немножко, не всею собой, это очень удобно. Из любого встречного можно выглянуть, осмотреть, попробовать и почувствовать незнакомый мир. А когда приходишь совсем, целиком, окончательно, стать чем-то другим не получится, пока его не полюбишь. А если не любишь, остаёшься собой. И это довольно досадно: собой очень мало что удаётся почувствовать, потому что состоишь из нездешней материи, весь мир для тебя чужой. Поэтому чувствуешь только самое главное. Не то, что здесь считается «важным», а самое яркое, громкое, сильное, что есть. А остальное только видишь и слышишь, но не чувствуешь, словно оно только мерещится, а на самом деле нет ничего. От этого становится грустно, мне всегда жалко того, чего нет.

Но в этот раз я много всякого сразу почувствовала – ветер и дым, и небо, и упрямую силу юной травы, которой осенью в этих краях расти не положено, а она всё равно храбро пробивается из-под земли. И немножко – радость девочки и собаки, которые играли на прекрасном холме. Это было особенно удивительно, люди и звери почти никогда не испытывают настолько сильную радость, чтобы такие, как мы, могли с ними её разделить. А откуда-то издалека доносился звон, весёлый, чистый и ясный. Незнакомый, но настолько родной и понятный, словно это звеню я сама.

Я пошла на этот звон, как на зов, хотя знала, что он никого не зовёт, звенит просто так, потому что охота пришла позвенеть. Шла такими специальными большими шагами, как будто бежала, почти зажмурившись, чтобы поменьше видеть и слышать, чтобы не опоздать. Вдруг мой прекрасный звон умолкнет, пока я считаю птиц, обнимаюсь с деревьями, заглядываю в освещённые окна, и я никогда не узнаю, кто здесь умеет так сладко звенеть.

Я шла, а звон раздавался то впереди, как положено, то слева, то справа, то сверху, то позади. Идти в нужном направлении это не мешало, потому что когда приближаешься к цели, чувствуешь сам факт приближения, другие доказательства не нужны. Но я удивлялась, конечно – зачем звон пытается сбить меня с толку? И наконец поняла – это он играет со мной. Я бы сама так играла! Неужели мы со звоном похожи? Или он только что стал похож на меня, потому что тоже умеет любить? – думала я и смеялась. И бежала быстрее, и тоже звенела – сразу всюду, и впереди, и слева, и справа, и сверху, и позади. С настоящей любовью так часто бывает – сперва наполнишься светом, потеряешь себя, превратишься в иное, и только потом своей самой последней тенью запоздало поймёшь, что смогла полюбить.

Когда я закончусь, чтобы снова начаться, то есть когда я вернусь домой, я никогда, никогда не забуду, как любила здешнюю реку, как стала навеки вечной рекой.

Придумала эту игру в детстве, когда постоянно куда-нибудь ездила после школы, то в художку, то на гимнастику, несколько остановок туда и обратно практически каждый день.