Антон Емельянов - Маска из другого мира

— Понятно, — кивнул бородач, возвращая на место кривой кинжал.

— Не забудь вернуть ему обычную форму, — напомнил Артемий Викторович Денису, — иначе проценты маски не начнут восстанавливаться. А теперь преобразуй уже старый макет, из театрального реквизита… Все остальные, кстати, уже тоже могут попробовать. Не забудьте сосредоточиться!

Я покрутил в руках выбранную дубину, отметив на ней целый ряд сколов и царапин. Вот уж действительно — повидавшая виды… Представив ее металлической, нарисовал себе картинку, как размахиваюсь своим пока что импровизированным оружием и опускаю его на голову оскалившегося хутхэна… И ничего не произошло. В чем дело? Почему во время облавы на проникшего в этот мир хутхэна у меня все получилось, а сейчас нет? И там, и здесь я использовал, как выяснилось, проверенные и напитанные энергией преобразования макеты. В чем разница? Я прикрыл глаза, стараясь как можно спокойнее вспомнить все детали. Я хватаю макет бердыша, он железный, как дубинка… Есть! Кажется, вот оно — бердыш изначально и должен быть железным, вот у меня все на автомате и представилось как надо. А тут немного другое оружие — в привычном виде оно из дерева, я же тут соригинальничал. Вот и не учел это во время попытки преобразования.

— Еще раз, — тихо сказал режиссер, явно имея в виду меня. — Не торопитесь и продумайте все хорошенько.

Не открывая глаз, я вообразил, как металл холодит кожу рук, как пальцы гладят шершавую поверхность, а вес моего оружия такой, что мне приходится напрягаться, удерживая его в боевом положении… Есть! Дубинка дернулась и тут же потяжелела, оттянув руку. И очень сильно! Я предполагал, что будет тяжело, но все-таки не настолько… От неожиданности я чуть не выронил свое оружие, но быстро опомнился и ухватился обеими руками. Попробовал помахать дубинкой — кажется в ней килограммов десять. Сбивает, когда неожиданно этот вес падает тебе в руку, но если знать, чего ожидать, то с ней вполне можно работать. Посмотрев внимательно на зажатое в руках оружие, я усмехнулся — вся боевая поверхность была гладкая как коленка. Эх, а как было бы круто создать шипастую дубину вроде моргенштерна. Но здесь, судя по всему, срабатывает одно из ограничений — шипы идут как отдельные элементы. Зато создал я свое оружие почти мгновенно. Правда, не стоило забывать, что это уже годами отработанные и напитанные силой макеты. С новой «болванкой» у меня бы так быстро точно не вышло. Сколько там получается? С моей маской всего пять квадратных сантиметров в секунду? Навскидку секунд десять-пятнадцать пришлось бы потратить.

— Молодцы, — режиссер хлопнул в ладоши и затем жестом заставил нас положить оружие на место. — Напоминаю, чтобы отменить преобразование, представьте, будто у вас в руках обычные куски железа и древесины. Сделайте это сейчас, чтобы восстановить хоть немного энергии перед следующим преобразованием. И привыкайте копить силу своей маски, когда это только возможно. Поверьте, это крайне хорошая привычка.

Перед тем как вернуть своему недоделанному «моргенштерну» простую форму, я покрутил его в руке, представляя, как крушу черепа хутхэнов, и задумался. А смогу ли я лишить жизни другое существо, пусть страшное на вид, но наделенное разумом? Справлюсь ли с жалостью, с милосердием? А со страхом? С инстинктом самосохранения, с острым желанием выжить любой ценой? И сумею ли, наконец, сделать выбор, стать жертвой или убийцей? Вот сейчас уже даже не знаю… В детстве мы постоянно расквашивали себе носы, дерясь с пацанами из соседнего двора или из нашего же, но из другой компании. Разбитая губа, фингал под глазом — всех этих атрибутов постсоветского детства хватало в избытке. И ведь не было страшно, напротив, была какая-то безбашенная удаль. В первой драке ты понимаешь, что не стеклянный, что все зарастет, пройдет. Начинаешь биться бесстрашно, со всей дури. А вот потом… Помню, это было в старшей школе. Я тогда начал «гулять» с Олей Березиной, симпатичной девчонкой из параллельного класса. Это не понравилось учащимся с нею парням, и они подкараулили нас вечером на набережной. Били жестоко, как могут бить подростки, опьяненные кровью и безнаказанностью. Вчетвером, на глазах плачущей девочки. Я пытался сопротивляться, но противник превосходил числом. Проучили меня, как они это называли, так, что у меня несколько дней болело все тело. Но главное — я понял, что даже проигрывать можно с честью… Меня били, а я снова вставал и молча пер на обидчиков. Да, было больно, но не смертельно. И я в итоге взял своих врагов настырностью — победить не победил, но заставил их плюнуть и отстать от меня.