Арина ловко засунула горшок в печь и лишь после этого обернулась. Сейчас она выглядела лет на сорок – крепкая, дородная, красивая деревенская баба. И очень раздраженная. Подбоченясь, она сварливо воскликнула:
– Здрасьте и вам, господин Инквизитор! А колдовству-то зачем мешать? Что мне, снова зябликов ловить и у орлов перья дергать?
– Ваши вирши – всего лишь способ запомнить количество ингредиентов и последовательность действий, – невозмутимо ответил Эдгар. – Зелье легкой поступи вы уже сварили, мои слова никоим образом помешать не могли. Садитесь, Арина. В ногах правды нет, верно?
– В ногах нет, да нет ее и выше, – хмуро ответила Арина и прошла к столу. Села, вытерла руки о веселенький фартук с ромашками и васильками. Покосилась на меня.
– Добрый день, Арина, – сказал я. – Господин Эдгар попросил меня выступить в роли проводника. Вы не против?
– Была бы против, в болото бы забрели! – с легкой обидой отозвалась Арина. – Слушаю вас, господин Инквизитор Эдгар. С чем пожаловали?
Эдгар уселся напротив Арины. Запустил руку под полу пиджака – и вытащил маленькую кожаную папку. Где она у него умещалась-то?
– Вам была отправлена повестка, Арина, – мягко сказал Инквизитор. – Вы ее получали?
Арина погрузилась в раздумья. Эдгар открыл свой бювар, продемонстрировал Арине узкую полоску желтой бумаги.
– Тридцать первый год! – охнула ведьма. – Ой, старина-то какая… Нет, не получала. Я уже господину из Ночного Дозора объясняла – спать я легла. ЧК мне дело шила…
– ЧК – не самое страшное в жизни Иного, – сказал Эдгар. – Далеко не самое страшное… Итак, вы получили повестку…
– Не получала, – быстро сказала Арина.
– Не получили, – поправился Эдгар. – Что ж, допустим. Нарочный обратно не вернулся… что ж, все могло случиться с вольнонаемным работником в суровых московских лесах.
Арина хранила молчание.
А я стоял у дверей и наблюдал. Мне было интересно. Работа Инквизитора сходна с работой любого дозорного, но у ситуации имелась и своя особенность. Темный маг допрашивал Темную ведьму. Причем – куда более сильную, и Эдгар не мог этого не понимать.
Но за его спиной стояла Инквизиция. А в такой ситуации рассчитывать на помощь «своего» Дозора уже не приходится.
– Будем считать, что теперь вы повестку получили, – продолжал Эдгар. – Мне поручено провести с вами предварительный разговор до принятия окончательных решений… итак…
Он достал еще один листок. Спросил, глядя в него:
– В марте одна тысяча девятьсот тридцать первого года вы работали на Первом московском хлебокомбинате?
– Работала, – кивнула Арина.
– С какой целью?
Арина посмотрела на меня.
– Он в курсе, – сказал Эдгар. – Отвечайте.
– Ко мне обратилось руководство Ночного и Дневного Дозоров Москвы, – со вздохом сказала Арина. – Иные хотели проверить, как поведут себя люди, живущие в строгом соответствии с коммунистическими идеалами. Поскольку оба Дозора хотели одного и того же, а Инквизиция поддержала их просьбу, я согласилась. Городов отродясь не любила, там всегда…
– Не отвлекайтесь, – попросил Эдгар.
– Я выполнила задание, – враз закончила Арина. – Сварила зелье, и в течение двух недель оно добавлялось в ситный хлеб. Всё! Получила благодарность от Дозоров, уволилась с хлебозавода, вернулась к себе. А тут чекисты совсем уж…
– О ваших сложных отношениях с госбезопасностью можете написать мемуары! – внезапно гаркнул Эдгар. – Меня интересует, зачем вы нарушили рецептуру!
Арина медленно поднялась. Глаза ее гневно сверкнули, голос загремел, будто не женщина стояла в избе, а самка Кинг-Конга:
– Запомните, молодой человек! Никогда Арина не ошибалась в рецептах! Никогда!
На Эдгара это не произвело никакого впечатления.
– Я и не говорю, что вы ошиблись. Вы нарушили рецептуру сознательно. И в результате… – Он сделал паузу.
– Что в результате? – возмутилась Арина. – Готовое зелье проверяли! Эффект был именно таким, какой требовался!
– В результате зелье подействовало мгновенно, – сказал Эдгар. – Ночной Дозор никогда не был сборищем дурачков-идеалистов. Светлые понимали, что все десять тысяч подопытных, мгновенно перешедших на коммунистическую мораль, будут обречены. Зелье должно было сработать постепенно, чтобы реморализация вышла на полную силу через десять лет, к весне сорок первого.
– Ну да, – рассудительно сказала Арина. – Так и было сделано.
– Зелье сработало практически мгновенно, – сказал Эдгар. – Мы не сразу разобрались в происходящем, но уже через год количество подопытных сократилось вдвое. До сорок первого года дожили менее ста человек. Те, кто сумел преодолеть реморализацию… проявив моральную гибкость.
Читать дальше