Джим Батчер: Гром среди ясного неба

Оказавшись на улице, я сделала крутой поворот, простой манёвр уклонения. Моё изображение повернуло налево, а я направо.

Для любого постороннего это выглядело так: молодая женщина только что вышла из кофейни и решила прогуляться по улице с чашкой кофе. Она явно наслаждалась жизнью. Я заставила свою копию немного подпрыгивать и раскачиваться при движении, чтобы сделать её намного более заметной (и, следовательно, лучше отвлекать). Она может идти по улице милю или больше, прежде чем просто исчезнет.

Между тем настоящая я неслышно скользнула в проулок и стала наблюдать.

Моё изображение не прошло и ста метров, прежде чем мужчина в чёрном свитере вышел из переулка и последовал за ним — слуга фоморов. Эти ублюдки теперь были повсюду, как тараканы, только более отвратительные, и их труднее убить.

Вот только… это было слишком просто. Один слуга не заставил бы мой инстинкт тревоги зазвенеть. Они были сильными, быстрыми и жестокими, конечно, но не в большей степени, чем многие другие существа. Они не обладают кучей магической силы; иначе фоморы вообще никогда не давали бы им отпуск.

Тут был кто-то ещё. Тот, кто хотел меня отвлечь, пока я слежу, как якобы слуга идёт следом за якобы Молли. И если этот кто-то знал меня достаточно хорошо, чтобы придумать такого рода уловку, чтобы привлечь моё внимание, то он знал меня достаточно хорошо, чтобы обнаружить меня, даже под завесой. Существует очень ограниченное число людей, которые могли это сделать.

Я сунула руку в нейлоновый рюкзак и схватилась за штык-нож М9, привезённый братом домой из Афганистана. Когда тяжёлое лезвие оказалось снаружи, закрыла глаза и быстро крутанулась на месте с ножом в одной руке и кофе в другой. Отщёлкнула большим пальцем крышку с кофе и плеснула жидкостью по широкой дуге примерно на уровне груди.

Раздался вздох. Ориентируясь на него, открыв глаза, я шагнула в сторону источника звука, разрезая ножом воздух перед собой, чуть выше уровня своего сердца.

Неожиданно стальное лезвие полыхнуло ярким светом — это нож пронзил завесу, висевшую в воздухе всего в нескольких дюймах от меня. Толкая остриё перед собой, я быстро шагнула вперёд сквозь неё, и внезапно за завесой обнаружилась какая-то фигура. Это была женщина, выше меня ростом, в рванье (кофейного цвета), а её незаплетённые огненно-рыжие волосы развевал ветер. Она наклонилась в сторону и, потеряв равновесие, оперлась плечом о кирпичную стену переулка.

Я не смилостивилась и продолжала тянуться лезвием к её горлу, пока в последний момент бледная тонкая рука не схватила меня за запястье, резко, как змея, только она была сильнее и холоднее. Мы оказались лицом к лицу в нескольких дюймах друг от друга, я упёрлась пяткой, толкая нож, преодолевая сопротивление, но не переусердствуя, чтобы неожиданное её движение не вывело меня из равновесия. Она была стройна и прекрасна, даже в лохмотьях: широкие раскосые глаза, совершенные пропорции фигуры, такие можно найти разве что у полудюжины супермоделей — и у любого сидхе.

— Здравствуй, тётушка, — произнесла я ровным голосом. — Очень некрасиво подкрадываться ко мне сзади. Особенно сейчас.

Она сдерживала мой вес одной рукой, хотя и через силу. В тембре её мелодичного голоса чувствовалась натянутость. Она выдохнула:

— Дитя, ты ожидала моего прихода. И если бы не остановила я тебя, ввела бы в мою плоть холодное железо, причинив невыразимое мученье мне. Ты жаждала пролить мою живую кровь на землю, — её глаза расширились. — И хочешь умертвить меня.

— Хочу, — с удовольствием согласилась я.

Она широко улыбнулась, показав изящно заострённые зубы.

— Мне удалось неплохо обучить тебя.

Потом она вывернулась с гибкой текучей грацией подальше от ножа и отступила на широкий шаг от меня. Я следила за ней, опустив нож, но не убирая его.

— У меня сейчас нет времени для занятий, тётушка Леа.

— Я здесь не для того, чтобы учить тебя, дитя.

— На игры у меня тоже нет времени.

— Я здесь тоже не для игр, — сказала Леанансидхе, — но чтобы дать предупреждение: тебе грозит опасность.

Я приподняла бровь.

— Вау. Надо же.

Она укоризненно покачала головой, её губы сжались в линию. Её глаза смотрели мимо меня, вдоль переулка, затем она бросила быстрый взгляд в другую сторону. Выражение её лица изменилось. Не то чтобы она совсем потеряла самодовольное превосходство, которое всегда сквозило в чертах её лица, но оно изрядно уменьшилось, и она понизила голос: