Александр Шапочкин - Наследник клана [СИ с издат. обложкой и данными]

- Как я и думал. Странно, конечно, но, может, «Пепел», - младший вопросительно взглянул на седого - тот пожал плечами, дескать, может быть. - Вы правы, это не наши проблемы. А ваши, Пётр Алексеевич. Это причина, по которой несовершеннолетний гражданин великого княжества Московского больше суток провёл в спецкарцере.

От внезапного обращения к нему, к тому же высказанного голосом, в котором явно слышался металл, следователя аж подбросило. Я только сейчас сообразил, что ему чая никто не предложил, хотя на подносе остался пустой стакан. Да и вообще, эти двое вели себя так, словно это «колобок» был подозреваемым, а я тут чисто мимо проходил. Сейчас, прояснившимся после горячего питья разумом я чётко различал эти нюансы, и они меня, если честно, пугали. Не припомню за собой или своей семьёй чего-то такого, что могло заинтересовать сильных мира сего.

Разве что цвет моих волос: вечно растрёпанные, платиновые патлы были одновременно моей тайной гордостью и проклятием. Но хотя необычный колер чаще всего означал, что человек - чародей или хотя бы кудесник, в моём случае природа дала осечку. С трёх лет меня таскали по всевозможным больницам и лечебницам, но так ничего найти и не смогли - у меня просто не оказалось центра силы. А то, что родители были тёмно-русыми, списали на редкое сочетание генов. Будь я красноглазым - дело бы обстояло проще. Альбинос, и всё тут. Но я взирал на мир зенками ярко-зелёного цвета. Но в итоге родители отступили, приняв горькую правду: я был самым обычным ребёнком. Когда-то, когда у меня были родители...

- Так это... бунт... то есть неповиновение оказал, на меня кинулся, вот... - голос следователя дрожал и истончался, а под конец мужик попытался что-то показать на шее, но не смог трясущимися руками расстегнуть пуговицу воротника. - Злостный нарушитель, в камере буянил, вот. Я и так с ним по доброму...

- И всё это отражено в рапортах? - пожилой «пиджак» взял со стола дело, смерив насмешливым взглядом «колобка», дёрнувшегося было его перехватить, и принялся листать. - Х-м-м. Странно, почему-то я не вижу вообще ни одного протокола допроса. Позвольте полюбопытствовать, любезный, а чем вы собственно, эту неделю занимались?

- Эм-у...

- Ну как чем, Лев Евгеньевич, пытался выбить чистосердечное признание в убийстве, - молодой зашёл следователю за спину и хлопнул того по плечам. - Правда ведь, Пётр-свет- Ляксеич? Зачем работать, опрашивать свидетелей, искать улики, когда вот он, злодей.

Следак попытался вскочить, но придавленный сильными руками, брякнулся назад. Взгляд его метался от одного «штатского» к другому, но при этом я вдруг понял, что он не так уж и испуган. Скорее, пытается изобразить ужас и раскаянье, надеясь на снисхождение. И точно, якобы справившись с волнением, «колобок» жалобно заблеял:

- Так ведь, милостивые государи мои, разбойников полна Москва. Не справляемся, на взрослых-то рук не хватает, а тут ещё эти малолетки, - он продемонстрировал свои пухлые ладошки, явно никогда не знавшие физического труда, но тут же спрятал их под скептическим взглядом «пиджаков». - Да и ясно с ним всё было. Взяли посреди площади, набитой замороженными трупами. Явно боевые чары, а он молчит как рыба. Что мне с ним было делать? Цацкаться с бандитом?! Может, прикажете им кофий со сливками с утра подавать и на променады в парк водить?

- Действительно, гораздо проще повесить на единственного выжившего незаконное распространение и использование боевых чар и закрыть дело разом. Особенно когда такое развитие устраивает всех, и от братвы будет благодарность, - седой скривился, показывая своё отношение к подобному. - А то, что при этом лишаете родину перспективного чародея, вы не подумали?

- А может, не захотели подумать? - подключился молодой «пиджак». - И это уже попахивает изменой...

- В-а... м-а... - «колобок» разевал рот, не в силах выдавить ни слова, словно рыба, выброшенная на берег, и я его понимал. Он-то всего лишь хотел быстро закрыть дело, получив премию за поимку особо опасного преступника, а таким считался любой незаконно использующий боевые чары, а вместо этого получил подозрение в предательстве. Но жалко следака мне не было. Сам виноват, что повёлся на деньги старшаков, решивших прикрыть мной свои задницы. Сейчас меня волновало лишь одно слово, брошенное старшим из «штатских».

Я одарённый? То есть как минимум кудесник, а если повезёт, то и чародей? Вспоминая горячую волну, пронесшуюся по телу и заставившую отступить холод, я верил и в то же время боялся, что мне это просто показалось. А главное, думал, что будет дальше? Мне раньше не доводилось слышать о том, что кто-то прошёл инициацию после десяти лет. Обычный же дар проявлялся в пять-семь. Молодые одарённые из простонародья обучались в спецшколах с самого детства. А мне-то что теперь делать?