Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

Марк поцеловал ее губы, когда она откинулась назад к груди Кирана, рука Кирана была в волосах Марка, она скользила вниз по щеке Марка, чтобы проследить линию его ключиц. Она никогда не чувствовала такой любви; она никогда не чувствовала такой близости.

В небе над ними разразился сильный шум, шум, который они все знали, хотя Киран и Марк знали его лучше всего. Они отскочили друг от друга быстро, как только воздух пронесся вокруг них: небо кружилось от движения. Манес и хвосты хлестали по ветру, глаза светились тысячами цветов, воины ревели и кричали, и в центре всего этого была могучая черная лошадь с мужчиной и женщиной на ее спине, останавливаясь в момент, когда звук рога растворился в воздухе. Гвин и Диана вернулись, и они не были в одиночестве.

* * *

Джулиан всегда думал, что его студия, принадлежавшая его матери, была самой красивой комнатой в Институте. Ты мог видеть все через две стеклянные стены: океан и пустыню; другие стены были сливочные и яркие с абстрактными картинами его матери. Теперь он мог видеть это, но он не чувствовал этого. Как бы то ни было, чувство красоты, которое всегда было в его душе художника, исчезло.

Не чувствуя, — подумал он, — я растворяюсь, как королевская вода растворяет золото. Он знал это, но не мог чувствовать это тоже. Знать, что ты отчаялся, но не иметь возможности чувствовать это отчаяние, было странно.

Он посмотрел на краски, которые он выложил вокруг простой белой ткани, которая протянулась над центральным островом. Синий и золотой, красный и черный. Он знал, какой контур он должен нарисовать ими, но когда он взял в руки кисть, он заколебался. Все инстинктивное рисование оставило его, все, что говорило ему, что заставит один взмах кистью быть лучше другого, все что соответствовало определенным оттенкам цветов, значения этих оттенков.

Синий был просто синим. Зеленый был зеленым, светлым или темным. Кроваво-красный и красный цвета красного сигнала светофора были одинаковыми.

Эмма избегает меня, — подумал он. Мысль не принесла боль, потому что ничего не могло сделать этого. Это был просто факт.

Он вспомнил желание, которое он чувствовал в ее комнате прошлой ночью и положил кисть. Это было странно думать о желании как чем-то, оторванном от чувства. Он никогда не желал никого, кого не любил. Никогда не желал никого, кроме Эммы. Но накануне, с ней в своих руках, он почти чувствовал, как будто он мог прорваться сквозь эту тупость, которая окружала его, которая душила его своей ничтожностью; как будто пламя желания ее могло сжечь его, и он был бы свободен. Лучше, чтобы она избегала его. Даже в этом состоянии, его потребность в ней была слишком странной и слишком сильной.

Что-то промелькнуло за стеклом окна студии. Он подошел посмотреть и увидел, что Гвин и Диана была на газоне, и кроме них там стояли Кристина, Марк и Киран. Гвин передал стеклянную банку Алеку, который взял ее и побежал обратно к Институту, пролетев через траву подобно одной из его стрел. Дрю пританцовывала вверх и вниз с Тавви, вращаясь по кругу. Эмма обняла Кристину, а затем Марка. Гвин обвил рукой Диану, которая опиралась головой на его плечо. Облегчение омыло Джулиана коротко и прохладно, как всплеск воды. Он знал, что должен чувствовать больше, что он должен чувствовать радость. Он видел, как Тай и Кит стояли немного отдельно от других; Тай откинул голову назад, как он часто делал, и указывал на звезды. Джулиан поднял глаза, когда небо потемнело от сотни воздушных наездников.

* * *

Марк не мог не чувствовать напряжение, поскольку Дикая Охота начала приземляться вокруг них, высаживаясь на траву, словно семена одуванчика под дуновением ветра. Он не мог винить его. У Марка кружилась голова из-за шока и последствия желания, те моменты с Кристиной и Кираном у валуна уже казались лихорадочным сном. Это в действительности случилось? Должно быть…

Кристина поправляла волосы быстрыми, нервными движениями, ее губы были все еще красными от поцелуев. Марк быстро проверил свою одежду. Он больше не надеялся на то, что он не сорвал с себя рубашку и не швырнул ее в пустыню с громким объявлением того, что рубашки ему в жизни больше не понадобятся. Что угодно казалось возможным.

Киран, однако, выпрямился, его лицо стало маской, которую Марк прекрасно знал — это был взгляд, который всегда сопровождал его, когда остальная часть Охоты насмехалась над ним и называла его князьком. Позже, он завоевал их уважение и был в состоянии защитить и себя, и Марка, но у него все еще не было друзей в Охоте. Никого, кроме Марка и, возможно, Гвина, хоть и в своем странном понимании. Однако Марк никогда не завоевывал их уважение. Или так он всегда думал. Когда он смотрел вокруг группа молчаливых Охотников на их конях, видел лица знакомые и новые, он увидел, что они смотрели на него по-другому.