Чак Вендиг - Черные дрозды

На тяжелой цепи покачиваются качели. На покрышке сидит огромный черный ворон, наблюдая за ходом качели, словно ему нравится за ней следить.

Мириам шагает по ракушкам. Они хрупкие. Ломаются под ногами.

Девушка пытается что-то сказать. Рот по-прежнему заклеен. Раздается только какое-то мычание. Девушка дышит через нос, получается протяжный свист.

Впереди возникает небольшой домик. Белый сайдинг, снизу окаймленный мхом.

«По крайней мере, это не очередной мотель», — думает она.

И ускользает в беспамятство.

* * *

Вжух.

Глаза Мириам распахиваются. Мир врывается в сознание свистом ветра: кровь стучит в ушах, подводное течение тянет девушку обратно в сознание.

Мириам понимает, что подвешена в душевой, выложенной выцветшей плиткой цвета морской пены.

Связанные руки закинуты на душевое крепление.

Ноги, тоже связанные, едва касаются ванны. Девушке приходится стоять на цыпочках. Её не на что опереться, приходится лишь извиваться как уж на сковородке.

Фрэнки стоит в дверном проеме, очень невысоком для мужчины. Ему приходится наклоняться.

Безволосый расслабленно сидит на крышке унитаза. Потеки засохшей крови (словно размазанная тушь) окрашивают его щеки. На коленях мужчины лежит дневник Мириам. Безволосый аккуратно его закрывает.

Харриет машет сорванным с губ Мириам скотчем у неё перед носом — какова насмешка — и пятится.

— Я прочитал, — говорит Безволосый, постукивая пальцем по обложке дневника.

— Пошел на хер, — бормочет Мириам.

Безволосый качает головой, пока Харриет натягивает черную перчатку.

— Такое надоедливое повторение. Пошло на хер это, пошло на хер то, пошла я на хер, пошел на хер ты. Такая грубая маленькая девочка. Харриет, видишь призрачные остатки синяка у неё на глазу? Давай-ка воскресим мертвого.

Харриет делает шаг к ванне и бьет кулаком в перчатке Мириам прямо в глаз. Голова девушки откидывается назад.

— Вот так, — говорит Безволосый. — Это напомнит тебе, что нужно быть вежливой, когда ты находишься в такой уважаемой компании. Кстати, о мертвых. Между тобой и мертвыми существует весьма близкая связь, не так ли?

— Умирающими, — хрипит Мириам. — Еще не мертвыми.

— Да, но мы же все умираем, разве нет?

— Умираем. Верно подмечено.

— Благодарю. Видишь? Вот про эту вежливость я говорил. — Безволосый берет в руки блокнот. — Я верю, все здесь написанное правда. Не думаю, что это просто фантазии невменяемой девчонки. Какой ты, в принципе, можешь быть. Не возражаешь, если я расскажу тебе про мою бабушку, про мою ома?

— Да сколько угодно. Я никуда не спешу.

Безволосый улыбается. В его глазах появляются сполохи воспоминаний о чем-то очень ему дорогом.

Интерлюдия

Ведьма

Моя бабушка Мильба была ведьмой.

Даже будучи маленькой девочкой, собирающей клюкву на болоте, она могла видеть разные вещи. Её видения не приходили непрошенными, так она изучала окружающий мир. Дотрагивалась до чего-нибудь и эти предметы, предметы природы или что-то с того же болота, показывали ей что грядет.

Если она находила кости змеи, могла взять их руки и покатать в своих маленьких пальчиках. Тогда болотная вода отступала и там ома видела то, что случится с её отцом на базаре, или то, что сестра загонит занозу под ноготь.

Она могла катать по ладони красную ягоду и читать по её раздавленным внутренностям. А они рассказывали ей про погоду. Положив руку на кору дерева, бабушка узнавала где свили гнездо птицы, а сломав шею кролику, могла увидеть где прячется остальное его семейство.

Позже, когда я был ребенком и мы переехали в эту страну, моя ома сидела на крыльце нашего дома и точила ножи. Она собирала горох или расщёлкивала бобы и подносила ближе к глазам, чтобы они могли говорить с ней. К старости бабуля стала маленькой и сухонькой, с артритными суставами и носом, похожим на рыбный крючок. Соседи думали, что она странная, поскольку постоянно что-то лепетала, и стали называть её ведьмой.

Они называли её ведьмой и это было как оскорбление. Они ведь не знали, что у неё видения. Они не знали всей правды.

Но однажды они придут, чтобы узнать.

Но потом настал тот день, когда надо мной начали издеваться в школе. Я был ребенком худым и болезненным, а то, что я родился без единого волоска на теле, ситуацию лишь усугубляло. Как и то, что мой английский тогда был не очень хорош, и у меня часто возникали проблемы в произношении.

Мальчик, который надо мной измывался, был евреем и звали его Аарон. Он был широк к талии, у него были крепкие мускулы и вьющиеся волосы. Он сказал, что ненавидит меня, потому что я немец, «чертов наци», хотя я немцем не был. Я голландец, говорил ему я, голландец.