— Что случилось?
— Я позволила себе наговорить ему такого дерьма, какого ты себе и представить не можешь. Я вылила кислоту ему в глаза, помочилась в уши. Назвала его идиотом, дебилом, каким он на самом деле не был; он не был заторможенным, наоборот, умным, просто… пошел неправильным путем. Я сказала ему, что у него безвольный член, не смог меня трахнуть, и не сможет этого сделать ни с калекой, ни девкой, лежащей в коме. Я имею в виду, что вела себя, будто одержимая. Даже не уверена в том, что вообще когда-то раньше слышала такие слова, но они запросто слетали с моего языка — мне хотелось прикусить язык и перестать нести эту хрень, но не смогла. Желчь текла. Её было не остановить.
Мириам бросает последний взгляд на стоящую перед ней бутылку. Наполовину уже пустую. Девушка свистит протяжно и низко и тянется за бутылкой, и пьет. Пьет. Пьет. В горле набухает с каждым глотком. В голове у Мириам шумит. Речь и так уже заплетается. Девушка думает, что пора идти ва-банк.
У неё во рту всё горит.
Но потом быстро цепенеет.
Мириам ловит ртом воздух и кидает бутылку через голову Пола. Тот морщится, нагибается и снова морщится, когда стекло разбивается о бетон.
— Той ночью, — продолжает девушка, отрыгнув, — Бен идет в ванную, его голова забита всей той херней, что я ему наговорила, садится в душевую кабину и стягивает носок с левой ноги. Потом вставляет ствол сраного дробовика меж зубов — двойной ствол похож на восьмерку, бесконечность, какая ирония, — а большой палец ноги кладет на двойной спусковой крючок. Нажим пальца. Бум. Он был весьма любезен, чтобы сделать это в душе, — матери было легче всё убирать. Был хороший мальчик, пока не пустил себе пулю в голову.
Мириам даже не пытается побороть очередную отрыжку. Она выпускает алкогольные пары. На глазах девушки выступают слезы. Она убеждает себя, что все это из-за виски. Мириам почти удается себя в этом убедить.
— Настоящая соль в том, что он оставил записку. Ну, не совсем записку, а, не знаю, открытку что ли. На клочке бумаги черным маркером написал: «Скажите Мириам, я сожалею о том, что сделал».
Она смотрит в пустоту, девушка непривычно молчалива.
Глава двадцать первая
Чемодан
Мириам открывает дверь номера в мотеле (мотель, мотель, мотель один за другим, следующая автострада, другая остановка на её пути от побережья к побережью в никуда) и видит Эшли, совершенного голого. Он на кровати с членом в руке. Девушка не видит, что идет по телевизору, но слышит порнографические стоны, которые женщины в обычной жизни не издают.
Эшли в негодовании пытается схватить брюки, лежащие на озере из покрывала рядом с кроватью. У него это не получается, и он скатывается на пол, падая на одежные плечики.
— Дерьмо! Тебя не учили стучаться?
Штаны он не надевает, просто прячется за кроватью, чтобы скрыть свою наготу.
Мириам влетает в комнату и опускает жалюзи.
— Я заплатила за комнату, — говорит она, оглядываясь. Две светловолосые девушки с сиськами как у коровы лежат в позе шестьдесят девять. Они наскакивают друг на друга, словно кошки. — И, похоже, я заплатила ещё и за лейсбийское порно.
— Я думал, ты на свидании.
— Натяни штаны. Пора валить.
— Валить? Чего? Что ты наделала?
Мириам достигает точки кипения. Она чувствует себя загнанным в ловушку кроликом, готовым лягаться и брыкаться.
— Что я наделала? — интересуется она. — Я? Как это по-взрослому. Вопрос в том, что наделал ты? Какого рожна тобой интересуется ФБР?
Его реакция удивляет: Эшли смеётся.
— ФБР? Я тебя умоляю. Неужели у них нет дел поважнее, например, педофилы или террористы? Или педофилы-террористы?
Мириам вырывает из рук Эшли джинсы и бросает их ему в лицо.
— Ничего, твою мать, смешного. И перестань ухмыляться. Это серьезно. Я была в мотеле или в придорожном домике, или как там их называют, там ко мне подошли два агента ФБР. Эшли, у них была твоя фотография.
Ухмылка Эшли тает. Впервые Мириам видит, насколько он ошеломлен.
— Что? Моё фото? Ты серьезно?
— Да! Идиот!
Он прикусывает щеку.
— Как они выглядели?
— Высокий, смуглый мудак был… ну, высоким. Итальянец, наверное. Темный костюм. Второй была невысокая женщина, эдакий Наполеон в водолазке. Адамс и… Галло, мне кажется. Как дешевое вино.
Эшли бледнеет.
— Дерьмо, — говорит он. Его глаза рыщут по комнате. — Дерьмо!
Он хватает с кровати пульт и бросает его в телевизор. Приборчик разлетается на кусочки. Телевизор мерцает — порно вспыхивает и гаснет.
Читать дальше