Александр Прозоров - Любовь ифрита [СИ litres]

Чувство оказалось столь сильным, что в порыве бешенства ифрит готов был убить на месте мерзкого наглеца! Убить самого себя! И, наверное – и впрямь убил бы. Однако человеческое тело не очень приспособлено для того, чтобы воевать с самим собой…

– Что с вами? – забеспокоилась Анастасия.

Бешенства, ярости, отчаяния в ее душе уже не осталось – ибо ифрит высосал все эмоции женщины вместе со взрывом энергии. Впитал вчистую, словно пересохшая губка. И потому она выглядела всего лишь слегка обеспокоенной.

Михаил тоже взял себя в руки, резко выдохнул и мотнул головой:

– Нет-нет, только не здесь! – сказал он своей жертве.

– Это ведь тогда не ночь любви получится, а чистая профанация. Такой шанс, как сегодня, выпадает раз в жизни, и я не хочу профукать его впустую. Хочу, чтобы все было по-настоящему! Чтобы навсегда запомнилась каждая минута, чтобы ни одно касание не пропало впустую.

– Объясни по-человечески, – попросила Настя, с облегчением опуская руки.

– Я сейчас вызову такси, и мы поедем к вам. А вот этого гада, – Михаил кивнул на ноут, – оставим здесь, чтобы не подглядывал. Там, в настоящей спальне, на настоящей постели, вы будете принадлежать мне с сегодняшнего вечера и до завтрашнего рассвета. Вот такие мои условия. Моя мечта в обмен на мое молчание. Согласны?

Женщина ничего не ответила, однако молодой человек все равно достал телефон и поднес к уху:

– Диспетчер? Примите заказ.

Поздние улицы оказались свободными, машина промчалась по ним почти без остановок – и уже через полчаса тюменский программист и главбух вошли в квартиру. Анастасия бросила ключи на полку под зеркалом, сняла туфли, с напускной небрежностью сообщила:

– Я в душ, – и прошла в ванную. Открыла воду, уткнулась лбом в стекло висящего над раковиной зеркала.

Сердце бешено стучало, отдавая толчками в виски и бедра, лицо горело. Мысли женщины роились вокруг «ткнуть ножом, позвонить, отравить, ударить», но каждый раз все идеи упирались в неизбежное: будет труп, будет следствие. И видеозапись найдут, вычислят, запись станут смотреть многие десятки посторонних, равнодушных к ней людей. Смеяться, рассказывать, переписывать друг для друга, показывать свидетелям и экспертам, приобщать к делам. Кто-нибудь, конечно же, выложит в интернет. И тогда ее увидят вообще все!

Даже если обратиться к Сатару – забрав парня, бандиты обязательно попытаются выяснить, в чем дело? Михаил, конечно же, молчать не станет. И тогда запись все равно пойдет по рукам.

Настя разделась, шагнула в черную дизайнерскую ванну, открыла душ, зло выдавила на губку горсть крапивного шампуня и принялась яростно тереть тело. Ненависть, отчаяние и бессилие сплелись в ней клубком бешеной безнадежности. Женщина чувствовала себя цесаркой, которая сама себя ощипывает к хозяйскому ужину. Причем без наркоза.

Устав полоскаться, она вытерлась, накинула на плечи халат, вышла в большую комнату и, пытаясь удержать хоть какую-то видимость владения ситуацией, сказала парню:

– Иди вымойся.

– Конечно, Анастасия Сергеевна, – слегка кивнув, подчинился паренек и вышел из гостиной.

Женщина поежилась. По телу ее словно бегали десятки муравьишек с острыми лапками, покалывая кожу то тут, то там, и это ощущение волнами качалось то вверх, то вниз. И это было понятно. До сего дня Настю ни разу не насиловали, не принуждали, и она все пыталась понять, как это будет происходить – по чужому принуждению? Парень заставит ее что-то делать? Прикажет его удовлетворить, пользуясь тем, что она не способна перечить, и будет предаваться разгульным фантазиям? Или просто накинется и станет насыщать свою похоть? Или это будет обычный миссионерский секс, на который просто не получено ее согласия?

Женщина поймала себя на том, что глубоко задышала, ощутила прилив тепла – и решительно встряхнулась.

Не хватало еще, чтобы она возбудилась в предвкушении изнасилования!

Ведь это мерзость, мерзость, мерзость… Которая сейчас случится с нею и которую никак, ну, совершенно невозможно избежать.

Настя опять встряхнулась, пытаясь выгнать неправильные мысли… Однако подлое воображение, раззадоренное ароматом можжевельника, не желало подчиняться разуму и рисовало то одни, то другие картинки ее ближайшего будущего, со всеми гнусными, самыми мелкими сладострастными подробностями. И потому, когда в ванной затих душ, женщина восприняла это даже с некоторым облегчением: теперь, наконец-то, это случится! Произойдет – и останется позади.