Виктор Косенков - Гость внутри [litres]

Вошел Саша Березин. Капитан поглядел на него устало:

– Ну, что там?

– Беляев Алексей Николаевич не привлекался. Проходил по делу Александра Берга.

Якутенок дернулся, как от пощечины. Шурик посмотрел на него с беспокойством.

– Чего там с этим Бергом? – поторопил Владимир Андреевич.

– Берг попал под трамвай. Беляев знал его, в деле фигурирует мельком. Присутствовал на опознании. Дальше. Дальше Беляев шел свидетелем по делу Конрада… Конрада… черт! Фамилия неразборчиво написана.

– Хрен с ней. Чего там было?

– Там этот с неразборчивой фамилией в лифте разбился.

– Как? – выпучился на Шурку Якутенок.

– Как-как, обычно, – хмыкнул Березин. – Маленький мальчик на лифте катался, все б ничего, только трос оборвался.

Якутенок поморщился:

– Хватит хохмить. Еще?

– Еще повесившийся психиатр. Северский его фамилия. Беляев был его пациентом. Проходил как подозреваемый, отпущен за неимением улик. Да, потом еще Беляев пытался вскрыть вены, в результате оказался в психушке. Псих.

– Труп, – поправил капитан, пожевал ус и добавил: – Он сейчас не в дурке, он сейчас в морге. Вот что, Шурик, покопайся еще. Мне нужно все, что накопаешь по Егору Донскому, Петру Зарубину. И еще проверь один такой клуб… сейчас я тебе все это на бумажке запишу, погоди.

– Кто там? – Голос осторожный, стариковский.

Якутенок звонил долго, за дверью было тихо, потом прошелестели шаги, и капитан понял, что его разглядывают через дверной глазок. Время шло, ничего не происходило, наконец из-за двери раздался этот боязливый вопрос:

– Кто?

– Капитан Якутенок, откройте пожалуйста. – Владимир Андреевич раскрыл удостоверение и продемонстрировал его глазку.

За дверью снова затихли, потом защелкали многочисленные дешевые замки, и дверь приоткрылась на длину цепочки. В промежутке между косяком и дверью показалось старческое лицо с трехдневной щетиной.

– Чего надо? – недружелюбно спросил старик.

– Я бы хотел поговорить по поводу вашего соседа. Конрада. Вы его знали?

– Поговорить, – проворчал старик. – Знал, конечно. А чего говорить? Это ж сколько лет прошло, как его нету.

– Дело в том, что ваш сосед всплыл у нас по одному свежему делу, – объяснил Якутенок. – И мне бы хотелось получить некоторую информацию. Может быть, удобнее было бы говорить не на лестничной клетке?

– Ишь ты, какой прыткий! – крякнул старик, но цепочку тем не менее снял. – Проходи.

– Чего про него рассказывать-то? – Михаил Васильевич – так звали старика – поставил чайник на старую замызганую плиту «Лысьва». – Жил себе мужик и жил. Потом взял да и помер. В лифте. Трос там оборвался, говорят. Я никогда вот в лифте не ездил, чего, у меня ноги, что ль, не ходят? А теперь и вовсе не рискну. Это ж так и угробиться недолго.

– Да я знаю, как он угроби… погиб. Мне другое интересно: как он жил? Богато? Куда ходил? Кто к нему приходил? Состоял ли в каком клубе или партии? Чем вообще занимался?

Михаил Васильевич поставил перед гостем чашку.

– Чем он занимался? – переспросил как бы для себя старик, наливая в чашки заварку. – Да ничем он не занимался. И уж тем более нигде не состоял. Сидел пил тихо. Никто к нему не приходил, никуда он не уходил. Как ни постучишь, всегда дома сидит. Разве что пару раз за неделю до магазина сходит, водки, пива, чая и пельменей купит. А так никуда не ходил.

– А на что же он жил?

– Да как сказать? На пенсию, видать. Он же военный. Им пенсию ничего так платят. И выходят они на пенсию рано. Сперва-то он служил, а потом пенсия подкатила. Так он и запил. Но ничего плохого не скажу. Пить пил, но тихо. Не буянил, и чтоб в пьяном виде из дому выходить или там дебоширство какое – никогда ничего подобного не было.

– Понятно, – кивнул Якутенок. – А может, какие-нибудь странности за ним замечались? Что-то мистическое? Нет?

– Какое там мистическое? – фыркнул Михаил Васильевич и плеснул в чашки кипятку из только что закипевшего чайника. – Обычный тихий алкоголик, и вся мистика. Пейте чаек, вот вам сахар, вот вареньице. Вкусное. Моя жена варила. Из этого… крыжовника с вишневыми листьями.

– Спасибо. А вы его давно знали?

– Конрада-то? – Старик подул на чашку, с громким хлюпаньем потянул горячий чай. – Да лет тридцать на одной площадке жили. Пейте чаек, а то остынет.

В кабинете уже поджидал Шурка.

– Ну, друг мой расчудесный, – приветствовал его Якутенок. – Как успехи?

– Охренительно. То есть охренеть и не встать, – радостно заявил Саша.