Анна Лихтикман: Рассказы

В кафе было душновато. Шехтер заказал лимонад, я — кофе. Я дождался, когда официант уйдет, и сказал.

— «Делит» хочет, чтобы я писал колонку.

— Очень хорошо. Пиши, у тебя получится.

— Но о чем?

— О чем угодно, о жизни.

— А ты как решаешь, о чем писать?

— Я пишу о политике. Каждый день что-то происходит.

Меня вдруг осенило: «А слушай, давай писать вместе. Придумаем формат, подберем стильные иллюстрации», — я тут же, на ходу, придумал название рубрики и первые темы.

Шехтер выслушал не перебивая, посмотрел на меня поверх своего лимонада:

— Я занимаюсь политикой. Не ищи компанию, ты пойдешь туда один.

Раз в неделю. Тысяча знаков. Секс, психология, абсурд… Шехтер вызвался подбросить меня домой. Шоссе проходит через арабский район. Сегодня первый день Рамадана и многие дома украшены иллюминацией. Иногда это целые электрические ковры, на которых синие и зеленые огоньки разбегаются в стороны от центра, иногда — лишь отдельные гирлянды. Одна из них особенно забавна: из окна свисает вниз электрическая борода, по которой стекает неоновый мед. Я запоминаю бородатое окно, потому что в этот момент в разговоре возникает она — черная, худая, злая — возникает, и навсегда связывается у меня в сознании с чужими праздничными огоньками.

Кошка…

Шехтер говорит: «Черт, кошка, как же я забыл, мне надо было позвонить!»

— Кошка?

— Ну да. Я уезжаю, мне надо пристроить ее куда-то на неделю.

Секс, психология, абсурд, смешные случаи, домашние животные… Почему бы и нет?

— А она у тебя… кусается?

— С ума сошел? Ты что, кошек не видел?

…

Он привозит ее в картонной коробке. «Не трогай пока, пусть привыкнет». Спустя несколько минут в прихожей появляется мешок наполнителя и мешок корма, кошачий туалет, тарелочка, миска для воды и вставленная в нее игрушечная мышь. Что-то сиротское есть в этом скарбе, и еще — что-то унизительное для живого существа. Словно я сразу же узнал о ней слишком много, и это знание далось мне незаслуженно легко.

— Здесь песка хватит на месяц, она мало срет, — говорит Шехтер и вздыхает. Ну что, я пошел?

— Постой, а ее надо выгуливать?

— Обалдел? Это же не собака. Это кошка, она просто с тобой живет.

Я не совсем понял, что за мысль он вложил в эти слова, но они меня ободряют.

— Постой, но неужели ты ее за все годы совсем-совсем никак не назвал?

— Ну вообще-то называю ее иногда, когда вечером ложится рядом, нагревается и мурчит.

— Как называешь? — Шехтер смущенно улыбается:

— «Печень».

…Это кошка. Она просто со мной живет. Я буду писать о ней. О том, как она ест, умывается, срет — в конце концов. Это будет забавно — я еще раз заглядываю в коробку, из которой она не спешит вылезать. Черная, худая и какая-то неровная, она похожа на футляр для очков, сшитый раскаявшимся панком на трудотерапии. На острых лопатках шерстка пореже и видна белая кожа. Шехтер говорил, что кошка старенькая. За столько лет он не додумался ее назвать. Тоже мне писатель.

День первый. Она не умывается. Она не ест. Она не срет. Она сидит в углу и оживляется только, когда я открываю окно. А вдруг она захочет выскочить? Здесь девятый этаж, она убьется. Я закрываю окно — воздух в комнате становиться спертым. Я звоню Шехтеру, он долго не отвечает, затем в трубке раздается треск, и я наконец-то слышу его голос.

— Она убежала? Попала под машину?

— Нет, с чего ты взял?

— Тогда какого ты звонишь мне в Париж?

— Я не знал, что ты уже там, думал, ты улетаешь ночью.

— Дружище, каждая секунда нашего разговора будет стоить, как чашка кофе в «Ароме». У меня какой-то людоедский тариф, напиши мне лучше.

— Постой, постой! (первая чашка кофе) Она не ест.

— Она в шоке, привыкнет. (вторая чашка кофе)

— Она хочет на улицу, может, погулять с ней?

— Ни в коем случае, она же сразу убежит! Хочет гулять, пусть посидит на окне.

— У меня девятый этаж, помнишь? Она свалится, выпрыгнет. (третья и четвертая чашки)

— Она не выпрыгнет, не дура. Она привыкла к высоким этажам.

— Как это привыкла? Она ведь всю жизнь жила с тобой на первом! (пятая и шестая чашки)

(седьмая чашка)

(восьмая чашка)

(девятая чашка)

— Алло, Шехтер, почему ты молчишь?

— Она всю жизнь прожила на пятом этаже. Не со мной. Прости, я не хотел тебе говорить, это не совсем моя кошка. Она у меня всего неделю и теперь как бы моя. Это кошка моей подруги, она умерла. Прости, что не говорил, не хотел тебя пугать.

— Как ее зовут?

— Оснат Нагари.