Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса

Ася наконец-то расплакалась.

А я сижу рядом и ничего не говорю. Что тут скажешь.

— Теперь, — немного успокоившись, говорит Ася, — опять все в порядке. Я все помню. И все чувствую. И бородавка, которую ты когда-то сдуру выдумал, заняла положенное ей место. То есть на заднице. Больше не заслоняет тебя и весь мир. Прости, что расхлюпалась. Это от облегчения. Честно.

А вот теперь пора прощаться. Важный момент. Попрощаться надо красиво. Не вообще, не абстрактно красиво, а чтобы Асе понравилось.

Приблизив губы к ее уху, шепотом, немного нараспев читаю:

Ася удивленно качает головой:

— Надо же. А раньше ты не любил Бродского. Помнишь, как мы из-за него ругались?

— Мало ли, что было раньше, — улыбаюсь я. — Кстати, он это здесь написал.

— Где — здесь? — оживляется Ася. — Вот прямо на этой улице?

— Ну, не то чтобы прямо на улице. В костеле Святого Духа. Сюда выходит его задний фасад — вот, видишь? И лаз в знаменитый подземный лабиринт [13] Под костелом Святого Духа расположены девять подвалов, образующих подземный лабиринт, овеянный слухами и легендами. В XVI–XVII веках там хоронили монахов примыкавшего к храму Доминиканского монастыря и знатных жителей города. Там же хоронили умерших во время эпидемий холеры и чумы. Особенности микроклимата (постоянная температура и сухой воздух) подземелий способствовали тому, что трупы не разлагались, а мумифицировались. вроде тоже где-то здесь, но искать не советую. Заблудишься, перепачкаешься и платье, чего доброго, порвешь. К тому же у местных призраков, говорят, сильно испортился характер после того, как любопытные студенты повадились лазать туда на экскурсии и растаскивать черепа на сувениры. [14] Речь, вероятно, о студентах Университета Стефана Батория, объединенных в клуб «Влучендзы» («Бродяги»), которые действительно исследовали подземелья под костелом Святого Духа в середине тридцатых годов XX века. Впрочем, справедливости ради следует сказать, что массовые хищения костей и черепов имели место гораздо позже, уже в шестидесятые годы, когда были организованы экскурсии в подземелья; к счастью, их почти сразу прекратили. А вход в костел с улицы Доминикону, вон там, за углом. Зайди обязательно. Там купол изнутри такой странной неправильной формы, сама увидишь. «Ушная раковина Бога» — это он и есть.

— Ты это все прямо сейчас придумал? — оживляется Ася.

— Ну что ты. Вычитал где-то. [15] Вычитать про «ушную раковину Бога» можно было, к примеру, в статьях о Бродском Томаса Венцловы. Честно. Так что ты обязательно туда зайди, Асенька. А мне надо бежать.

— Вот прямо сейчас? — растерянно спрашивает она.

— Еще четверть часа назад надо было. Меня друзья в машине ждут, матерят страшно, потому что нам еще ехать и ехать, до самого Гданьска. Представляешь, как далеко?

И, не дав ей опомниться, разворачиваю ее лицом к улице Доминикону и слегка подталкиваю вперед — не рукой, а порывом ветра. Как будто она сама решила, что пора уходить, обрывать разговор на высокой ноте, не портить чудесную нечаянную встречу суетливыми проводами до угла и обменом телефонными номерами, и ветер одобрил это решение — добрый знак. Ася всегда придавала значение подобным глупостям.

И она совершенно права.

Когда Ася остановится на углу и обернется, чтобы помахать мне на прощание, меня уже не будет, и она решит, что я успел свернуть в какой-нибудь проходной двор, чтобы сократить путь.

Будем считать, так оно и было.

По улице Швенто Игното идет высокий загорелый старик с коротко стриженными белоснежными волосами и густыми угольно-черными бровями. На нем белые льняные штаны и ярко-красная куртка, рядом на поводке семенит крошечный йоркширский терьер. Почти поравнявшись со мной, старик поднимает глаза и, охнув, прижимает ко рту руку с поводком. Возмущенная его небрежностью собачка пронзительно тявкает.

— Расоля, — говорит старик. — Расоля, птичка моя, откуда ты здесь взялась?

— Считай, что с неба свалилась, — кокетливо улыбаюсь я и протягиваю для поцелуя маленькую узкую руку, обтянутую шелковой летней перчаткой.