Константин Соловьев: Слуга Смерти

— Шутник, старый ты шулер… Думаешь, моя собственная голова не варит? Конечно, понял. В смысле, — он отставил бокал, — понял, к чему ты ведешь. Только глупость это.

— Двое за сутки. И у обоих…

— Да-да, оба лишились голов. Немного странно, если на первый взгляд — и вполне разумно, если… если быть знакомым с техникой работы тоттмейстеров, не так ли?

— В точку, господин Майер, в точку.

— Количество убийств за последние десять лет удалось снизить в несколько раз — только лишь благодаря нам. Точнее, благодаря нашему покровителю, — Макс шутливо приподнял бокал, точно адресовал тост кому-то на небесах. — Это ведь очень удобно, если убитый восстает из гроба и обличает своих убийц. С нашей помощью, конечно. Возникает ощущение неотвратимости возмездия, что на руку имперским жандармам. Но до сих пор ни одному убийце не пришло в голову, что и возможности нашего Ордена не безграничны. Уничтожь мозг — и у тебя на руках останется оболочка, годная лишь на чучело. Все эти органы, кости, сухожилия… Они не хранят информацию, не держат воспоминаний, это всего лишь остывающее мясо, тронутое некрозом. Только мы можем коснуться мертвого мозга, выудить из его хладеющих глубин тайны, известные ему при жизни. Смертоеды. Некроманты. Тоттмейстеры. И теперь ты хочешь сказать, что у нас появился конкурент?

— Не конкурент, — я поморщился, — но кто-то, понимающий принципы нашей работы. Это немного тревожит, верно?

— Про понимание говорить слишком рано.

— Он не случайно… сделал это, — медленно сказал я. — Он понимал, что делает. Он повредил мозг жертв для того, чтобы мы, тоттмейстеры, не смогли взять след. Вот что я думаю. И если ты не думаешь так же, то явно теряешь хватку.

Макс вздохнул:

— Я никогда не называл хваткой стремление схватить первую попавшуюся теорию и носиться с нею в пасти, как молодой кобель с костью. А два мертвеца — пока еще недостаточный довод, чтоб поддержать твою идею, Курт.

— Полагаю, трех будет достаточно? Может, пяти? Или, скажем, десять?

— Прекрати ёрничать, — не выдержал он. — Людям время от времени проламывают головы, и если за сутки в городе таким образом повезло сразу двоим, это еще не повод строить собственную теорию!

— Она кажется тебе невероятной?

— Нет, — ответил он, поколебавшись, — всего лишь маловероятной. Исчезающе мало.

— Мы давно стали относиться к убийцам свысока. Любое убийство в Альтштадте раскрывается за сутки, а исключения крайне редки. Почему бы не предположить, что на улицах города появился кто-то немного более серьезный и опасный, чем мы привыкли считать? Человек, не понаслышке знакомый с нашей техникой, способный маскировать следы и сбивать со следа погоню? Ты боишься признать существование непредсказуемого противника?

— Никогда. Как по мне, чем непредсказуемее убийца, тем интереснее, — Макс улыбнулся, и улыбка эта выглядела достаточно искренней. — Посуди сам, не такая уж и тайна наше ремесло. Ну, предположим, кто угодно с улицы не знает, что нам для работы нужен мозг. Вокруг Ордена и без того много слухов, домыслов и самых диких нелепиц. Мой денщик слышал от какого-то скорняка, что смертоеды оживляют тела, съев кусок их сердца, истолченный с кладбищенской землей… Нет ничего странного в том, что крошечная частица правды спустя многие годы, наконец, достигла ушей, не заложенных наглухо селянским вздором и суевериями! Ты сам прекрасно знаешь, что эта правда в народе не приживется, и через неделю в пивной сам услышишь, что имперские некроманты умеют обращаться в черных лисиц, а в темноте их глаза горят желтым пламенем… Еще вина! Тебе что-нибудь еще взять? Ладно. Так вот… Меня не смущает существование человека, который подглядел крохотную часть нашей работы. Нет ничего страшного в том, что враг догадается о том, что именно из большой тяжелой штуки со стволом и прикладом у тебя в руках появляется смерть… Ладно, сравнение ни к черту, забудем… В общем, нет, меня это не беспокоит. Я вижу два тела в разных концах города, умершие схожей смертью, но явно не связанные друг с другом.

— Во-первых, мы даже не знаем личность второго, чтоб установить это, — оборвал я. — А во-вторых, душевнобольные способны убивать безо всякой системы, руководствуясь своими предпочтениями и принципами.

Он терпеливо закивал:

— Конечно, конечно. Ты никогда не упускал возможности изречь дюжину-другую полицмейстерских словечек. Только все это впустую… У нас нет ни одной причины полагать, что эти смерти связаны.