Екатерина Курушина - Кровь картазона

Стоящий рядом мужчина брезгливо поморщился и, не отнимая от уха мобильный телефон, постарался отодвинуться на безопасное расстояние.

— И успел же нализаться! Чел! — презрительно выплюнул незнакомец.

Стас поднял на него воспалённые глаза. Судя по росту и иссиня-чёрному цвету глаз и волос, перед ним стоял нав.

Вытирая рот рукавом и пытаясь хотя бы немного привести в порядок раскалывающуюся голову, Стас неосознанно прислушался к возобновленному незнакомцем телефонному разговору.

— Да. Я сказал, да. Приду. К чему такая секретность? Это паранойя. Успокойся. Я сказал, успокойся. Встретимся… Хорошо, завтра. Где?! Бред! Хорошо. Пусть будет так. Завтра. В парке Горького. В десять. У старой беседки. Никто ничего не узнает. Все будет в порядке. До завтра. Я сказал, до завтра.

Мужчина с раздражением захлопнул ни в чём не повинный телефон, ещё раз презрительно покосился на Стаса и стремительно удалился.

Нав, и этим всё сказано. Худшего характера, чем у этой расы, не сыскать на всём свете. Пуп земли. Спящий бы удавился от общения с ними! Одно слово — лошадь. Пусть даже и единорог.

…Часы показывали далеко за полночь. Однако в объятия Морфея попасть так и не получалось. В недолгие моменты полузабытья в тенях, просачивающихся в неплотно зашторенное окно, в свете фар проезжающих мимо машин Стасу мерещились полчища единорогов, погоняемых свирепыми навами. Казалось, они были везде: на полу, на потолке и, что самое неприятное, в его многострадальной голове.

После внезапного приступа Стас очутился в приёмной заштатной районной больницы. Врач, задав необходимые в данном случае вопросы, попутно измерив давление и температуру, недоуменно развел руками.

— А что вы, батенька, хотели? Чай не насморком болеете. Идите домой баиньки. Берегите себя. Соблюдайте режим. Почаще гуляйте. Можете быть свободным.

Стас уже начал привыкать к мысли, что его диагноз рассматривался окружающими в качестве приговора и самой главной определяющей его поступков. На это списывалось всё, начиная с обычной хандры и заканчивая зубной болью. Как же он устал от сочувствия, от дежурных банальностей, от нервозности людей, не знающих, как вести себя в этой ситуации, и, что скрывать, втайне радовавшихся, что беда приключилась не с ними. Он грустил — ему советовали взбодриться. Он радовался — они просили не загонять всё внутрь и выпустить негатив. Он был равнодушен — они хватались за голову и направляли к психологу. Все всё знали. Но, дежурно похлопав по плечу и высказав призванную ободрить фразу, они уходили вперёд. В голову пришла мысль, что единственным, выдавшим неподдельную реакцию, выразившим настоящее чувство, был тот нав у бара. Перед глазами всплыла его презрительная гримаса. Но по крайней мере он был честен.

Тяжело чувствовать себя на обочине жизни. Один на один с песочными часами, отсчитывающими мгновения отпущенного ему срока. А Стасу хотелось жить. Жить полной грудью. Без оглядки на болезнь, без мрачных мыслей. Он признался себе, что в процессе расшифровки древнего письма мысли о болезни отступили. Ему удалось забыться и почувствовать себя прежним. И он бы не променял данное чувство ни на какие богатства мира.

Как там говорил Аркаша? Кто я, тварь дрожащая или человек, право имеющий? Право имеющий не лежать здесь, хороня себя заживо. А что, если рискнуть? Ведь он уже смертник. Днём раньше, днём позже. Что, если попытаться по совету эрлийца воспользоваться альтернативой? Человек он или не человек? Утереть нос всем этим потомкам древних рас. Совершить, как говорится, настоящий поступок! Умирать, так с музыкой! Воспользоваться единственным честным и достойным способом получить желаемое? Не прорываться в Обитель за нужным пузырьком, действуя с помощью подкупа и обмана. Не выдумывать ничего сверхъестественного. А поступить как настоящий мужчина. Встретиться с проблемой лицом к лицу, как в прямом, так и переносном смысле. Если нужна кровь, то самым простым вариантом её получения является поединок. Пусть даже недолгий и в его случае самоубийственный.

С этой безумной мыслью Стас наконец-то провалился в спасительное забытьё.

…Вот уже битый час, сидя в кустах на окраине парка Горького, Стас терзался противоречиями. В одно мгновение он клял себя на чём свет стоит и порывался покончить со смертоубийственным занятием. Не разыгрывать из себя психа-суицидника, а развернуться и отправиться домой, как поступил бы любой трезвомыслящий человек. Но уже через минуту он призывал себя совершить главный мужской поступок в его жизни и довести задуманное до разумного конца.