Виктория Шваб - Архив

— Такое ощущение, что ты способствовал этому. — Я украдкой делаю еще один шажок.

— Ты ничего не понимаешь в этом, маленький Хранитель, — рычит он. Это хорошо. Он злится, а в припадке злобы люди допускают ошибки. — Архив забирает у тебя все и ничего не отдает взамен. А мне нужно было только одно…

В проходе раздается шум драки, вопли и крик. Оуэн на мгновение отвлекается. Я бросаюсь на него. Кончиком ботинка успеваю выбить нож из его руки прямо в момент вращения, так что нож улетает в бездонный потолок Коридоров. Следующим ударом я отбрасываю его к стене, нож со звоном падает на пол в паре метров позади меня. Оуэн приседает и успевает заблокировать мой следующий удар. Он хватает меня за ногу, тянет на себя и обрушивает кулак на мои ребра, распластывая меня на полу. Меня обжигает огнем. Боль разливается по груди.

— Уже поздно, — говорит он, наблюдая, как мучительно я пытаюсь вдохнуть. — Я разнесу Архив в клочья.

— Архив не убивал Регину, — говорю я, с трудом поднимаясь на четвереньки и отплевываясь. — Это сделал Роберт.

Его глаза темнеют:

— Знаю. И он заплатил за это страшную цену.

Меня чуть не выворачивает. Я должна была догадаться.

Он сбежал, ему позволили скрыться. Я позволил. Я был ее старшим братом…

Оуэн просчитал, что я чувствую, и имитировал мои ощущения, чтобы заполучить мое доверие. Использовал их. Использовал меня.

Я бросаюсь вперед, в атаку, но у него лучше реакция. Я едва успеваю коснуться его, а он хватает меня за горло и прижимает к двери. Я не могу дышать. Перед глазами все расплывается, я ногтями впиваюсь в его ладонь. Он даже не морщится.

— Бог свидетель, я не хотел этого делать.

Свободной рукой он срывает с моего запястья шнурок. Мой ключ. Он вставляет ключ в скважину двери, к которой прижал меня.

Оуэн поворачивает ключ. Раздается звонкий щелчок, и нас обоих заливает белоснежным светом. Он прижимает меня к себе, щекой касаясь моей щеки, и шепчет:

— Ты не знаешь, что происходит с живым человеком на Возврате?

Я открываю рот, но не могу издать ни звука.

— Я тоже, — говорит он, швыряет меня внутрь и захлопывает дверь.

Я чувствую все еще за неделю до того, как ты умрешь.

Я вижу, что прощание застыло в твоих глазах. Слишком долгие, задумчивые взгляды, словно, разглядывая мир, ты пытаешься сохранить воспоминания, в которых будешь жить.

Но это невозможно. И эти взгляды пугают меня все больше.

Я не готова. Не готова. Не готова.

— Я не смогу без тебя, дедушка.

— Сможешь. У тебя нет другого выбора.

— А что, если я все испорчу?

— Ты обязательно когда-нибудь это сделаешь. Мы заблуждаемся, ломаем вещи, совершаем ошибки. Что-то можно исправить, что-то нет. Это надо принять как данность. Но ты должна пообещать мне одну вещь.

— Какую?

— Оставаться живой как можно дольше, чтобы не лишиться возможности в очередной раз все испортить.

Когда дверь захлопывается, я не вижу ничего, кроме ослепительного белого сияния. Вокруг меня бесконечное сверкающее пространство: ни пола, ни потолка, ни стен. Только ослепительный белый свет. Я знаю, что должна сосредоточиться и найти дверь, выбраться и обезвредить Оуэна. И как шепчет мне рациональная часть подсознания, это вполне реально, раз уж я жива, дышу и могу подойти к стене.

Я делаю шаг, и белизну вокруг сменяют цвета и шум жизни.

Моей жизни.

Мама с папой на крыльце нашего первого дома, она сидит у него на коленях, а у него в руках книга. Новый дом, выкрашенный голубой краской, беременная мама, с трудом проходящая в дверь, Бен, взбирающийся по ступеням, словно это скалистые уступы, рисующий где угодно, кроме своего альбома, превращающий нишу под кроватью в «дом на дереве», потому что он боится высоты и ему страшно лезть в настоящий, Линдси, с трудом помещающаяся под кроватью вместе с ним, Линдси смотрит на звезды на крыше, дед в загородном доме учит меня вскрывать замки, блокировать удары и читать воспоминания, скамьи в коридоре больницы, натянутые улыбки, драки, много крови, боль, переезд, коробки повсюду, Уэсли и Оуэн…

Все это изливается из меня на белую поверхность, забирая что-то с собой, важное, как кровь или кислород, потому что мое тело обмякает, а сознание теряет четкость, и чем дальше, тем сильнее.

И тут картинки начинают отступать, белизна пожирает их одну за другой, словно гасит экраны с событиями моей жизни. Я стою, покачиваясь на неверных ногах. Белизна заполняет все, а у меня подгибаются колени. Картинки продолжают исчезать одна за другой, мое сердце рвется из груди.