Максим Далин - Лунный бархат

Надо искать работу. Надо соображать, как работа днем совместима с ночным образом жизни. Веселье в клубе в полночь только начинается, сказать даме: «Я пошел, мне завтра рано вставать», – непростительно дурной тон. И потом – было бы великолепно получать побольше, чтобы хватило хоть на что-нибудь.

Энди, вернувшись из ночных странствий, тепленький, с глазами, мерцающими, как темные гранаты, в дивном расположении духа, увидел, как Лешка рассматривает газеты с объявлениями о найме и скорчил нарочито удивленную гримаску.

– Ой, Леш, ты что, горничную хочешь нанять?

– Ага. Лакея. Чтоб дверь открывал.

– А кто там еще? – Энди выхватил газету, отдернул от Лешкиных рук, заглянул. – Что – шофер? Зачем тебе шофер? Ты и сам неплох.

– Ну, прекрати. Мешаешь.

– Ты даешь – я угораю. Ищешь работу? Зачем?

– Ну что за вопрос! – Лешка начал сердиться. – Жить же на что-то…

Энди звонко рассмеялся тем самым демонстративным, театральным, девчоночьим смехом, которым изображал одновременно и нелепость, и комичность осмеиваемого предмета. Поправил воротник куртки жестом топ-модели. Вытащил из кармана новенький бумажник темной мягкой кожи и барским жестом швырнул на стол.

– Да мы богаты, как эмирский бухар! Смотри.

Лешка криво усмехнулся. Взвесил бумажник в руке.

– Ничего такой лопатник. Бомбим помаленьку?

Энди усмехнулся, закатил глаза, заломил руки – «ах, какую чушь ты сморозил!» Лешка смотрел выжидающе, неодобрительно, без улыбки.

– Мы же телефон Дрейка продали, Леш.

– А, так это твой лопатник? А кредитки чьи, то же твои? Гоп-стопчик?

– Ну, было дело. Я не граблю прохожих, не думай. Просто один живой ферт мне предложил… сам понимаешь, что. И заплатить обещал. И я все по-честному – поцеловал его и денежки забрал за это.

– Продешевил, – невольно улыбнулся Лешка. – Твой поцелуй дорогого стоит.

– Да ладно, дело принципа. Вообще-то, я не жадный.

Лешка вытащил из бумажника несколько зеленых купюр, остальное протянул Энди.

– Ой, брось, – махнул тот рукой. – Забирай все, я себе еще нарисую.

Лешка рассмеялся, сунул деньги обратно, бросил бумажник на стол.

– Ты, ворюга начинающий, имей в виду – от этого, от ксив, от лопатника, избавится надо было. Мы как-то с Маргошкиным папашей батарею отопительную меняли в магазине – так за ней кошельков нашли разных – пропасть. Воры насовали. Бабки вынут, а кошелек сбросят.

– Там батареи не было.

– Сонька – золотая руша! – Лешка схватил Энди за шиворот и встряхнул.

Энди к Лешкиному удивлению, и не подумал вырываться. Вместо этого он обхватил руками Лешкину шею и дунул в ухо. Лешка шарахнулся назад, как ошпаренный, потряс головой, передернулся, фыркнул:

– Дождешься, мой сладкий! Еще одна такая вы ходка – поймаю и изнасилую. Я ж не железный.

– Ой, ну поймал один такой…

Лешка погрозил Энди кулаком. Энди хихикнул и демонстративно отошел подальше.

– А кстати, – сказал Лешка, – давно хотел спросить. А вампиры того… трахаются?

Энди прыснул и спрятал нос в ладони.

– Угу. Еще как. Надеюсь, ты Клару имеешь в виду?

– Еще не знаю, – злорадно сказал Лешка. – А по-честному?

– Ну да, да, трахаются.

– А с людьми?

– Ну, ты спросил… Ведь сам же понимаешь прекрасно.

Лешка вздохнул. Он действительно понимал, вернее, чувствовал.

– У вампиров не так, как у людей, – продолжал Энди. – Тут главное – сила, понимаешь? То, что с ней происходит. Тебе не объяснить, ты так не чувствуешь.

– Сила, сила, – повторил Лешка раздраженно. – Конечно, где уж нам так чувствовать! Мы ж не Вечный Князь какой-нибудь облезлый.

– Да не бери ты в голову…

– Ну да, бери ниже. Ладно, фигня это все. Нашли мы с тобой тему. А если серьезно, то потом все равно надо будет устроиться куда-нибудь работать. Деньги в конце концов кончатся.

– Потом еще что-нибудь придумается, Леш.

– У тебя криминальные наклонности.

– Ага, – протянул Энди, втекая в кресло. – Еще какие…

И был при этом так мил, что злиться оказалось совершенно невозможно.

Ах, какая это была классная ночь! Первая ночь по классическим меркам, сказал бы я.

Мы с Джеффри шлялись по городу, совершенно не выбирая направлений, как школьники, которые смылись с уроков – и вели себя не солиднее, было так весело! Джеффри в своем длинном черном пальто нараспашку и белом шарфе напоминал вампира Валека из фильма с Джеймсом Вудсом – и я тут же сказал ему об этом. Он, оказывается, видел этот фильм, и немедленно рыкнул в инфразвук: «Кроу, как тебя заткнуть?» – а я запихнул ему пригоршню снега за шиворот. Мы пинали банку из-под пива; мы вылакали из горла бутылку кагора ужасающего качества, которую купили в каком-то ночном ларьке, вусмерть перепугав молоденькую продавщицу. Я дал Джеффри подножку, он шикарно плюхнулся в сугроб и заявил: «Мигель, ты ведешь себя, как ребенок, а я старый и больной!» – я имел дурость принять это заявление за чистую монету, протянул ему руку и тут же оказался рядом и в той же позе. Мы поцеловали в обе щеки какую-то пьяную потаскушку, которая попалась нам под руку – и она улыбнулась и присела на скамеечку; не знаю, встала ли потом оттуда своими ногами. В последний раз я испытывал подобный душевный подъем в двенадцать лет, когда пригласил в кино одну дурочку из параллельного класса. С дурочкой мне стало дико скучно через неделю. А через десять лет она превратилась в дуру, причем – в толстую дуру. Тогда я еще ни черта не понимал и верил, что можно быть по-настоящему близким с человеком. Теперь я поумнел, стал циником, разуверился во всем добром и вечном – и как же странно, странно и чудесно было чувствовать себя сейчас восторженным пацаненком! Ведь верю опять! И что еще – люблю, что ли?!