Михаил Шухраев - Город теней

— Алена Модина? Очень рад, давно вас жду.

От неожиданности Алена даже не нашлась, что ответить. А глаза незнакомца вдруг стали явственно видны, словно подсвеченные фонариком, потом сделались неожиданно глубокими. Она ухнула в них, как в озеро, под аккомпанемент фразы:

— Неужели вас не учили, что чужое брать нехорошо?

— Не брала я его! Не…

Соврать не получалось, слова застыли в горле.

Пришла она в себя все на той же площадке, крепко вцепившись в перила.

Голова кружилась, во рту разливался мерзкий привкус меди, как будто лизала дверную ручку. Никаких следов жизни вокруг не наблюдалось, кроме застарелой табачной вони. Не было и незнакомца — померещился он, что ли? «Да что же это со мной сегодня?» — удивилась Алена и опрометью взлетела вверх по лестнице.

Дома она первым делом включила магнитофон — старый концерт БГ, ткнула в клавишу хозяйской кофеварки и вскрыла банку «вискаса» для серого лохматого котенка по имени Подарок, которого ей действительно подарили в метро какие-то хипповского вида девицы.

Выпила одну за другой две чашки кофе. Подарок, сил которого по малолетству на всю банку корма не хватило, влез по штанине на колено, устроился там и сонно заурчал, как маленький трактор. За стеной зазвучала, словно по заказу, очередная песня, как раз подходящая ко времени года.

Упоминание о похмелье заставило Алену задуматься. Вроде же не пила, а вот мерещатся всякие…

Будучи сама психологом по образованию, она прекрасно понимала, что происшедшее можно списать на все что угодно, от комплекса вины до атмосферного давления. К тому же, единственный ее знакомый в этом городе психиатр еще на четвертом курсе подался в патологоанатомы, а любимым его диагнозом всегда было: «Пить меньше надо!»

В конечном итоге она списала все странности на очередной мутировавший грипп вроде прошлогоднего свинячьего и на легкое переутомление, возникшее непонятно с чего. Песню можно было слушать дальше, даже с удовольствием.

А Гребенщиков продолжал петь своим дивным голосом:

Алена выключила музыкальный центр, сняла с базы трубку и приступила к более насущной задаче — поиску денег. Пальцы привычно пробежали по клавишам, набирая номер.

— Галка? Привет! Ты как? Я вот с работы пришла, устала чего-то, башка кружится. Сижу одна, скучаю. Тоже скучаешь? А твой-то где? A-а… Мой все никак из Израиля вернуться не может, паршивец. Да, звонил вчера. Думает, на следующей неделе.

Между прочим, никакого сколь-нибудь «своего» у Алены в Израиле не числилось. Врать — это тоже высокое искусство, особенно если помнить что соврал, когда и кому. Далее девушки обсудили сволочную погоду, решили, что в Израиле она сейчас всяко лучше, а потом, сколь бы это ни показалось странным, перешли на «достоинства» мужчин обрезанных и необрезанных, и сошлись на том, что эту тему стоит продолжить за чашкой чая.

Наступал момент, ради которого и затевался весь разговор.

— Ага. Завтра? Если только после двух. Свободна? А чего так рано? А, ты тоже в пятницу до обеда… Давай я тогда где-нибудь сразу после двух и забегу… Кекс домашний — это здорово. А мне сейчас кота кормить нечем. Кстати, у вас с деньгами нормально? Тогда я… Ква-ква? Ква…

— Что-что? — ошарашенно спросила трубка.

Алена испуганно сглотнула воздух и вместо заготовленного «возьму пару тыщ ненадолго» выдала новую лягушачью трель.

Потом еще раз квакнула и судорожным жестом бросила трубку на базу.

Еще через полчаса она выкурила пару аристократичных сигарет, благоухающих запахом паленой вишни, взяла себя в руки, и снова взялась за трубку. Однако при одной мысли об одолженных деньгах ее затрясло, и наружу снова вырвался звук, похожий не то на кваканье, не то на икоту.

Похоже, халява закончилась сегодня каким-то таинственным образом — и не факт, что не навсегда.