Ольга Чигиринская - Ведьма

Вита, смертельно побледнев, уронила стакан. Шампанское (кто-то уже успел ей подлить!) разлетелось брызгами, окатило ноги. Вита, очертя голову, бросилась прочь из аудитории.

Впереди у Инги была только скайп-сессия, а у Вали — ничего, поэтому они пили чай и говорили о своем, о женском.

О профессиональной этике.

— …У меня правила строгие, — объясняла Валентина. — Или ты его порешь, или ты с ним порешься. Третьего не дано. Есть девочки, которые с клиентами спят, ничего против не имею. Но у меня не так.

— Табу?

— Да в общем нет. Просто мои личные прибабахи. Понимаешь, мне для удовольствия нужен господин, а у меня все клиенты — рабы. А кстати, вот этот твой, который приходил батарею чинить… Он как, может ко мне прийти? А то у меня тоже кран забарахлил что-то.

— Ну и зачем было подъезжать так издалека? — Инга пожала плечами и достала визитницу. — Держи. Вернуть не забудь потом.

Валя даже прятать карточку не стала — сразу набрала телефон и занесла в память.

— Слушай, а если он водопроводчик — чего тогда он у тебя тут сидел привязанный?

— Просто подыграть согласился.

— А, так это тот красавчик — любитель жестких ролевок?

— Валя, я клиентов не только не трахаю, но и не обсуждаю.

Ее телефон зазвонил внезапно.

— Да? Вита, Вита, спокойнее… да, конечно, я тебя слушаю… да, я могу дождаться. Нет, у меня никого нет. Вита, дыши глубже. Так… Всё, я тебя жду!

Валентине не пришлось ничего объяснять — тем более, она, кажется, торопилась с… починкой крана. Инга мысленно пожелала ей удачи.

Квартира, в которой располагался офис Валентины, по планировке оказалась зеркальным отражением офиса Инги. И если у Инги все было прямо как в кино про западных психотерапевтов — компьютерный стол, два кресла, столик для чая и полки с книгами — то Валентина создала атмосферу неги с оттенком порочности. Профессия обязывает, наверное, — решил Ярослав. Весь пол застелен коврами, расставлены пуфики, разбросаны подушки. Единственное, что выбивается из общей гармонии обстановки — стальная шведская стенка, увенчанная турником.

На одном из пуфиков валялся небрежно брошенный кляп.

Валентина показала на туалет. Ярослав зашел, осмотрел поле деятельности. Вся ванная отделана красным кафелем и хромированной сталью. У полотенцесушителя совершенно капитальный, неубиваемый вид. Такой же вид и у хромированного держателя для душа.

— Не представляю, что здесь может поломаться, — честно признался он.

— Ой… знаете, кран… он то чихает, то кашляет, то дрянь какая-то из него течёт…

Подозрения Ярослава на 90 % превратились в уверенность.

— Был бы он человеком, я бы посоветовал показать его врачу.

Кран работал безупречно: без шума, без пузырей и ржавчины. Ярослав проверил холодную и горячую воду, вынес вердикт:

— Мне не в чем упрекнуть ваш кран.

— О… Значит, ложный вызов. Может, выпьете чайку? В качестве компенсации морального ущерба?

Глаза у нее были серые, на носу — бледные веснушки, которые показались Ярославу вполне милыми. Как и формы, обрисованные футболкой в обтяжку.

«Тебе еще хлыстик в зубы — и будешь вылитая Ирен Адлер», — от этой мысли стало смешно.

— Это что, флирт?

— Да. А что? У вас были другие планы на вечер?

— Нет, ничего, просто немного неожиданно. Ну, давайте тогда выпьем чаю, в самом деле.

За час сеанса на полу у клиентского кресла выросла целая кучка скомканных салфеток. Вита плакала, стирая очередной салфеткой остатки потекшей косметики. На нее было жалко смотреть, но Инга терпеливо ждала. Наконец девушка, последний раз всхлипнув, отбросила салфетку на пол и потянулась к пустому стакану. Инга отобрала стакан, подошла к кулеру, налила, протянула Вите.

— Я маму опозорила… я такая дура…

Инге вспомнился один из вечеров собственного детства. Отец в кресле за рабочим столом. Перед ним — раскрытый дневник Инги. Мама стоит рядом, опираясь на спинку отцовского кресла.

— Ну что ты говоришь, Саша. Четверка по химии — для девочки такая ерунда.

— Ты кем её хочешь вырастить? Клушей домашней? — он пролистнул дневник.

— Труд — пять. Пение — пять. Рисование — пять… русская литература — пять. Как будто не в советской школе учится, а в институте благородных девиц. Лариса, благородные девицы кончились в семнадцатом году.

— Ну это же всего одна четвёрка, Саша. Даже не четвертная.

— Я ни одной не хочу видеть. Понятно? Забери это позорище и не показывай мне, пока не исправишь.