Вадим Панов - Дикие персы

— Вы кажетесь задумчивым.

— Сегодня мне пришлось принять трудное решение, — неожиданно для себя признался Борисыч. Сказал — и вроде полегчало чуть, словно от частички груза избавился. Не зря же говорят, что слово лечит. — Возможно, это самое трудное решение в моей жизни.

— Предали друзей?

Несколько секунд старик удивлённо смотрел на «консерваторскую», а затем его брови поползли вверх:

— Саша?

Он не узнал, он догадался.

— Добрый вечер, Валентин Борисович.

— Ты…

— Найти вас и догнать помогла магия, — поспешила объяснить женщина. — Как выяснилось, Ваятель в ней большой мастак. Он, кстати, передаёт вам привет.

На этот раз его никто не толкал, никаких громких голосов поблизости, но сердце застучало перегретой паровой машиной, задёргалось, словно в конвульсиях, и дрожь передалась всему телу.

— Зачем он прислал тебя? — хрипло спросил старик, пряча руки под стол. Не хотел, чтобы Саша увидела трясущиеся пальцы. — Почему именно тебя?

«Ты ведь казалась чистой! Я не мог так ошибиться!»

— Потому что только меня вы будете слушать, Валентин Борисович, — объяснила женщина. — Ваятеля вы боитесь, Альфреда презираете, Петю считаете слишком молодым. Остаюсь я.

— Гм… Пожалуй.

Саша мягко подалась вперёд — старик вздрогнул — и проникновенно произнесла:

— Он предлагает всё исправить.

«А это возможно?»

Вернуться назад и позабыть сегодняшний день как неприятный сон? Избавиться от страха, не вздрагивать, не дрожать, не облизывать беспрестанно пересохшие губы…

И снова начать убивать.

Сначала персов, потом тех, кто ими управляет. Возможно, защищаясь, возможно — нападая. Кровь ведь только сначала оправданий требует, потом привыкаешь, входишь во вкус. И уже не можешь остановиться.

Или не хочешь останавливаться.

— Я ничего не сделал ни Ваятелю, ни вам, — тихо произнёс Борисыч.

— Нужно было уйти по-хорошему.

— Он бы не отпустил.

— А теперь вы показали, что вам нельзя доверять.

— Саша, вы слышите, что я говорю? Ваятель не отпустил бы меня!

— Мы этого не знаем.

— Он сознательно стравил нас с той командой и заставил убивать друг друга!

— Убивали персы, — хладнокровно ответила женщина.

— Нет, Саша, убивали мы.

— Никого из нас не было на месте преступления, а значит, нас нельзя привлечь к ответственности.

Несколько секунд старик изумлённо таращился на Сашу и шевелил губами, словно повторяя про себя услышанное, после чего уточнил:

— То есть единственное, что останавливает вас от насилия, — это страх наказания?

А как же мораль? Этика? Кровь на руках и ощущение себя грязным? Как же заповеди?

— Страх наказания останавливает всех, — убеждённо произнесла женщина. — Когда нет угрозы возмездия, люди превращаются в зверей, и не надо прикидываться, будто вы этого не знаете.

— Знаю, — не стал врать старик. — Но я не такой.

— Сегодня вечером Ваятель рассказал нам правду, — продолжила Саша, не обратив на его ответ никакого внимания. — Очень жаль, что вас не было с нами, Валентин Борисович, потому что, узнай вы, откуда растут ноги проекта, вы ни за что не отправились бы в Москву.

— Уехал я сегодня, но к решению шёл долго, — негромко, но очень твёрдо сказал старик. — После бойни я не спал ни секунды, не мог. Я говорил себе, что они напали первыми, что не пощадили бы нас. Я не просто говорил: я в это верю, я знаю, что так и было бы, но их кровь всё равно на моих руках…

— Кровь зверей.

— …и не существует слов, способных смыть её.

Разговор шёл именно так, как предполагал Ваятель, да и все игроки тоже. Они достаточно изучили Валентина Борисовича, чтобы понять причины, побудившие его уйти. Альфред призывал не тратить время на бессмысленные разговоры и сразу приступать к экзекуции. Петя в целом соглашался с инвалидом, напирая на то, что время действия колец ограниченно и на происходящее могут обратить внимание. Но Саша не забыла, как лежала рядом со стариком под автоматным огнем, и решила дать ему последний шанс.

— Год назад меня изнасиловали.

Борисыч вздрогнул, несколько секунд смотрел женщине в глаза, понял, что она не лжёт, и прошептал:

— Господи, Саша…

— Их было четверо, — спокойно продолжила она, мягко перебив старика. — Они глумились надо мной всю ночь, а под утро выбросили на обочину. Как мусор. Как шлюху. Я выжила, Валентин Борисович, я даже смогла описать насильников, этих мерзавцев каким-то образом ухитрились отыскать. На мгновение я поверила, что правосудие свершится, но сородичи обеспечили моим обидчикам алиби, и полицейские ничего не смогли сделать. Понимаете? Ничего. Я уходила прочь, а насильники и их дружки стояли во дворе полицейского участка и ржали, обсуждая на своём наречии мои достоинства. Ржали там, где их должны были заковать в наручники.