Кэри Артур - Сны

В снах, которые они делили, всегда было желание.

Скольжение руки по шелковистой золотой коже. Быстрый вздох, вырывающийся из губ, которые он хотел целовать постоянно, во сне и наяву.

То, как она запрокидывала голову назад и стонала, когда он ласкал ее грудь, и мерцание ее рыжих волос в теплом отблеске свечей, который, казалось, всегда обрамлял такие моменты — промежутки между бодрствованием. И не важно, был тот свет атрибутом его или ее сна, потому что всем, что действительно имело значение, они становились вдвоем.

Эти драгоценные моменты близости…

Сон продолжался. Он наблюдал за быстрым биением пульса на ее шее. Практически мог почувствовать сладкий запах крови, бегущей под кожей. Крови, которую он жаждал ощущать своими вкусовыми рецепторами снова и снова.

Она простонала его имя, и оно прозвучало сладко, слаще самой жизни. Он потянулся к ней, увлекая ее дух, окутывая собой. Потребность в ней в сочетании с конечной целостностью, которую она никогда не позволила бы осуществить, будучи не во сне.

Она принадлежала ему, но так, что никогда не смогла понять, как именно. Вероятно, однажды ему придется уйти, но он никогда не сможет отпустить ее полностью. Она стала частью его. Он делил с ней свою кровь и смаковал ее душу, и последствия этого были неизбежны. Особенно для такого существа, как он, которое в большей степени было мифом и волшебством, нежели тьмой.

Он являлся тем, что не должно было существовать даже в эру, когда вампиры обладали правами и признанием, а люди пугались их по ночам.

Сейчас их только двое, и они во сне. Это все и ничего, и так будет до тех пор, пока они не встретятся вновь во плоти. Что случится совсем скоро. Они слишком давно порознь…

Он целовал, ласкал и любил ее, пока жар, вспыхнувший между ними, не стал приглушенным. А затем он взял ее. Их тела во сне слились, горячая призрачная плоть против горячей призрачной плоти — отчаянной, голодной и требующей. Интенсивность желания нарастала, пока они оба не задрожали от потребности завершения. И когда она кончила, он укусил ее, погружая зубы в ее воображаемую плоть, в вену, чтобы ее кровь и жизнь хлынули в него. Это было настолько сладко, восторженно и чувственно, что он кончил, резко втиснувшись в ее тело своим и так же остро нуждаясь в этом, как и она.

Но все же насколько сладкими были сны, настолько горьким оказалось то, что за ними следовало. Потому что лежания в поту в объятиях друг друга не состоялось. Не было обнимания ее пресыщенного ласками тела перед сном, так необходимого обоим. Не было наслаждения от восхитительной волны тепла, проходящей через его тело, которая всегда поднималась от вкуса ее крови.

Не было ничего, кроме выцветания красок до той полной черноты, когда чувство абсолютного одиночества снова заполняло пустоту его мира.

Он вздохнул и открыл глаза. Удовольствие, разделенное во сне, все еще утоляло голод тела, и даже его сердцебиение было мощнее обычного, хотя оно и рядом не стояло с нормальным пульсом человека, уже не говоря о состоянии после любовных ласк. И все же он чувствовал незавершенность. Сны были хороши, но он хотел большего. Хотел ее по-настоящему, во плоти.

Впереди мерцали огни Мельбурна — яркий неон в ясной темноте ночи. Вообще, он приехал сюда не для того, чтобы увидеть Райли Дженсон. Действительно, если вспомнить, как она рассердилась на его ультиматум — либо она с готовностью пускает его в свою жизнь, либо он заставит ее согласиться на это, — было логично какое-то время не будить спящую собаку. Особенно учитывая тот факт, что она — оборотень. Как и все стервы, она могла быть чертовски вспыльчивой, когда хотела. И все же то, что в ней больше всего раздражало, оно же и притягивало — живость, сила, независимость.

Сегодня вечером он хотел этого. Хотел ее.

Он чуть подался вперед и нажал кнопку, опустившую перегородку между ним и водителем лимузина.

— Генри, планы изменились. Сначала едем к госпоже Дженсон.

— Да, сэр! — Тон водителя был вежлив и невозмутим. Правда, Генри работал на него уже несколько сотен лет, и неожиданности стали для него нормой.

Число улиц, пролетавших мимо, росло, как и его нетерпение. Странно, что после долгих лет он снова мог чувствовать себя живым рядом с таким вот щенком. Даже если бы она, с ее чуждым условностей нравом оборотня, действительно вытащила из него все самое гадкое, что в нем было.

Он хотел все изменить, но не был настолько глуп, чтобы надеяться на быстрый результат, как бы ему этого ни хотелось.