Александр Светин - Anamnesis vitae. (История жизни).

Данила послушно шагнул ко мне и разулыбался еще шире:

— Спасибо, док! — и сграбастал меня в объятия.

— Не за что! — сдавленно пискнул я, чувствуя себя кроликом, сдуру попавшим в кольца удава. Мои ребра начали потрескивать.

— Вот видите, видите, Пал Палыч, какой Данька добрый! — приговаривала счастливая мамаша, бегая вокруг.

Подтверждая заявленный имидж, Данила сдавил меня еще крепче. Я понял, что моей врачебной карьере приходит конец. Как и жизни.

— Клавдия Петровна, скажите сыну, чтобы меня отпустил! — просипел я в широкую грудь олигофрена. — Помру ведь…

— Ась?! — уточнила фельдшерица.

— П……ц, — грустно констатировал я, поняв, что воздух закончился. И закрыл глаза.

7 сентября 1987 года,17.25,

Ноябрьский район

Лодка мягко ткнулась носом в илистый берег небольшого озерного острова. Терентий Иваныч с кряхтеньем перешагнул через борт и остановился, чувствуя, как кровь неохотно возвращается в затекшие ноги.

— Дед, ты чего? — Петька приобнял старика за плечи, заглядывая в лицо.

— Да затекло все. Сейчас постою минутку-другую — и отпустит.

— Ну ладно. А я пока пожитки выгружу.

Внук принялся деловито перетаскивать из лодки на берег палатку, удочки и прочий скарб. Наконец, уцепив опустевшую посудину за нос, Петька почти полностью вытащил ее на сушу.

— Не унесет? — больше для порядка осведомился дед.

— Да куда она денется? Не океан чай, приливов-отливов и прочих цунами не бывает, — усмехнулся парень и, взваливая на плечи палатку и рюкзаки, поинтересовался: — Ну что, дед, оклемался?

— Да вроде.

— Тогда бери удочки и пошли. Сейчас палатку поставим, костерок организуем да ушицы наварим. Что-то я проголодался уже.

— Так немудрено. Мы когда от Кобельков-то отчалили? Часов в пять?

— В пять пятнадцать утра, я запомнил.

— Во-во. С того времени почитай и не ели-то. Так только, сухарики да колбаски чуток.

— Ничего, сейчас наверстаем! — бодро заявил Петька и зашагал вверх по склону холма.

Дед, покряхтывая и бормоча что-то себе под нос, побрел следом.

Через пару минут внук добрался до вершины и скрылся из виду. Терентий Иваныч продолжал старательно карабкаться вверх. Его бормотание сменилось громким сопением: для старика подъем был крутоват.

— Дед! Давай скорее сюда! Тут… — донесся сверху встревоженный Петькин голос и оборвался на полуслове.

— Чего там у тебя?! — старик обеспокоенно встрепенулся.

Тишина в ответ.

— Петька! Ты чего? Что случилось?! — Терентий Иваныч ускорил шаг.

— Дед, тут человек… — голос внука прозвучал как-то растерянно.

— Уф! — с облегчением выдохнул старик. — Напугал-то как… И чего? Какой человек? Чего ему надо?

— Да ничего не надо. И не ему, а ей! — Петька появился над склоном и протянул деду руку, выдергивая его на вершину. — Вот, гляди!

В трех шагах от оторопевшего старика лежала девушка. В безмятежной позе, закинув руки за голову, она напоминала задремавшую под солнцем пляжницу. Сходство особенно подчеркивало то, что одежды на девушке не было. Никакой.

— Она… живая? — шепотом спросил Петька.

Опомнившись, Терентий Иваныч пожал плечами:

— Не знаю, — тоже шепотом ответил он и присмотрелся. — Дышит вроде.

— Спит? Да что она тут вообще делает-то? И как на остров попала? — продолжал допытываться внук, не отрывая глаз от странной находки.

— Не знаю, говорю! — огрызнулся дед. — И перестань пялиться!

Петька покраснел и отвел глаза.

Девушка была красива. Какой-то нездешней, непривычной красотой. Ослепительно-белая кожа резко контрастировала с пышными, огненно-рыжими волосами, рассыпавшимися по траве. Тонкое тело с маленькой юной грудью казалось изваянным из мрамора. Будто какой-то сумасшедший скульптор приволок на этот богом забытый островок мраморную глыбу, высек из нее чудную статую, да так и оставил здесь, неизвестно для кого и зачем…

— Прикрыть бы ее надо… Петька, доставай свой спальник, живо! Не дело это — голой перед мужиками лежать, — распорядился дед и склонился над девушкой.

— Живая! Дышит и жилка на шее бьется! — с заметным облегчением констатировал Терентий Иваныч.

Петька тем временем достал спальный мешок, расстегнул его и, старательно отворачиваясь, укрыл находку. Оценил дело рук своих и тщательно подоткнул края спальника.

— Эй! Барышня! Как тебя… Просыпайся, домой пора! Эй! — Дед потряс девушку за плечо, сначала осторожно, тихо, затем — все сильнее и сильнее.