Аноним: Канал имени Москвы

Фёдор усмехнулся и снова подумал о странном сне. Почему он никак не отпускает? Почему назойлив, как муха? Зачем это смутное чувство то ли волнующего ожидания, то ли чего-то… тревожного? Вроде бы нет. Скорее, какой-то неведомой перемены, может, даже хорошей, только… словно цена за неё окажется слишком высока. Ну да, перемены. Ведь он собирается тайно наняться в рейс, хоть и не избежать ему за это батиных розг. Так в чём же дело?

«По-моему, я видел что-то», — попытался юноша вспомнить сон. Помимо хитрой, играющей с ним фразы, было что-то ещё. Очень знакомое, всегда перед носом, но сейчас зачем-то ускользающее. Оно не желало открываться, хотя и пульсировало где-то внутри предостерегающим маячком. Это было странно. И это пугало.

— Укушенный, укушенный, пустым мешком придушенный, — услышал Фёдор детский голосок и даже не обратил на это внимания. Какая-то малышня играла у реки, в его детстве тоже была эта считалка, но…

Это было как вспышка.

«Я видел клетку с чучелом кролика, — подумал Фёдор. — С чучелом Дюрасела. В темноте. Вот в чём дело. Чучело, белый кролик, он тоже стоял на задних лапках, как обычно, а потом… с ним что-то случилось. Отчего я проснулся с испугу. Но прежде услышал те самые слова».

— Ну, и что всё это значит? — произнёс юноша.

Фёдор стоял перед входом в трактир «Белый кролик».

Дверь была врезана между двух склоненных друг к другу стволов толщенных деревьев, аккуратно, чтобы не повредить древним дубам, и действительно напоминала лаз в кроличью нору. Клетка с чучелом находилась за этой дверью. Ну, не совсем так… за деревьями начиналась тенистая аллейка, и в глубине двора стоял симпатичный домик, собственно сам трактир, с террасой над Волгой. Во дворе тоже располагались деревянные столы и длинные скамьи, и всё это с фонариками для свечей по периметру, и ракушка эстрады для музыкантов.

Но с этой стороны было всё же шумно, поэтому считалось, что самые козырные столики находятся на террасе под навесом. Прекрасное место для романтики.

(а что случилось с чучелом? Почему ты испугался?)

Оттуда открывался великолепный вид на реку, с которой, в отличие от канала, всегда дул свежий ветерок. А устав от танцев, можно было отдохнуть на огромных подушках, раскиданных повсюду во множестве, или в гамаке. Сливень, конечно, был горазд на всякие выдумки. К нему ходили не только за вкусной едой и питьём, а за уютом и радушием, послушать свежие новости и старые байки, часто рассказанные по-другому, побыть среди людей да посудачить, что новенького выкинул хозяин с интерьером. Сливню было не лень постоянно что-то менять, разные мелочи, которые, однако, тут же замечали. Так трактирщик веселил своих гостей, и, возможно, по этой причине его заведение процветало.

Но самым известным элементом декора долгое время оставалась подвешенная к потолку на длинной цепи большая клетка с настоящим живым кроликом — талисманом заведения. Кролик, как помнил Фёдор, был абсолютно белым, в общем-то, чистеньким, с пушистой переливающейся шёрсткой и совершенно ненормальным именем Дюрасел. Всё было бы хорошо, только к концу вечера от клетки начинало изрядно попахивать. На аппетит и пищеварение кролик Дюрасел не жаловался, и за длинный день этот запах проходил все стадии своей остроты, зашкаливая где-то за отметкой «непереносимый». Вот тогда подвыпившие посетители не выдерживали, умоляя хозяина наконец сжалиться и пустить зверушку на рагу. Но вообще-то к забаве Сливня все относились с пониманием — талисманы на канале уважали.

А потом Дюрасел сдох. От старости, время пришло. Сливню даже в первое время приносили соболезнования, но трактирщик высказался в том духе, что да, помер мой Дюрасел, отлетел, как осенний листок, но он прожил счастливую жизнь, талисман как-никак, и сделаю-ка я из него чучело. Помещу обратно в клетку в полный рост на задних лапах и закачу по нему вечеринку, чтоб зверушка услышала её со своих кроличьих небес. Помянуть беднягу Дюрасела собрался полный трактир, но когда с соболезнованиями хозяину было закончено, кто-то заметил, что во всём есть свои плюсы: Дюрасел в новом виде выглядит столь же милым и гарантированно не столь же вонючим. Словом, вечеринка удалась, и с тех пор к видоизменённому талисману стали относиться даже с большим теплом, чем к Дюраселу времён безотказной работы пищеварительного тракта.

Фёдор прошёл «лаз» в кроличью нору — во дворе никого, — и двинулся к домику. Скинул с плеча баул с флягами, которые называли «четвертями», потому как вмещали по два с половиной литра каждая. Он решил оставить вещи во дворе и направился внутрь поискать хозяина — возможно, Сливень возился в подсобках.