Робертом Джордан - Войны XXI века. Обойтись наименьшими потерями пока не удается.

В этом и была главная особенность восприятия войн, начиная от греков и римлян и заканчивая XVII–XVIII столетиями.

— Восемнадцатый век? Начало наполеоновских войн?

— Да, при Наполеоне возникло то, что, на мой взгляд, можно рассматривать, как первое приближение "национальных войн". Когда в дело оказывается втянута чуть ли не вся нация, а то и нации, огромное количество людей призывается на военную службу и совершается попытка подчинить военным интересам промышленность и сельское хозяйство. Когда же было изобретено железнодорожное сообщение, стало возможным быстро перебросить с места на место большое количество солдат, снег и грязь из вопроса стратегического переместились в разряд тактических. То же произошло и на море. Флот больше не зависел от ветра и мог плыть, куда хотел и когда хотел его адмирал. Развитие сельского хозяйства позволило гораздо меньшему количеству фермеров накормить гораздо больше народа. Добавьте к этому все те же поезда и пароходы для перевозки грузов — армии, находясь в походе, получают все необходимое.

Разумеется, это сопровождается переменой в восприятии людей того, что можно ожидать и что позволено на войне. Столетиями грабеж оставался неотъемлемым правом солдат во время похода. Люди оплакивали потери, но никто не считал, что солдаты переступают границы дозволенного. Однако за столетия, последовавшие за наполеоновскими войнами, возникло убеждение, что нельзя трогать гражданских лиц и гражданскую собственность. Разумеется, ни разбой, ни мародерство никуда не исчезли, но люди, по крайней мере гражданские, стали считать, что война — это дело военных и не должна их касаться.

— Но Первая мировая, а еще больше Вторая мировая достаточно ясно показали, что вера в то, что война тебя обойдет, несостоятельна.

— Этот урок был забыт на следующий день. После завершения Второй мировой случилось нечто беспрецедентное в истории человечества. Мы пятьдесят пять лет прожили без глобальной войны. С ходу мне даже не вспомнить другого прецедента, когда какая-нибудь достаточно многочисленная нация полвека обходилась без большой войны. По крайней мере в Европе или Америке я таких наций назвать не могу.

— И это говорит участник вьетнамской войны?

— Да, Корея, Вьетнам, Афганистан для их участников были весьма и весьма значимы. Но эти войны были полностью локализованы. Их эффект был местным, если не считать, разумеется, политических изменений в странах-участниках. Если же говорить о глобальных масштабах, то выросло два поколения, и лишь малая доля из них имеют непосредственный боевой опыт. Большинство тех, кто помнит Вторую мировую, кто видел ее собственными глазами, умерли. Изменения в восприятии людей невероятны. Мы на Западе…

— Вы продолжаете делить мир на Запад и Восток?

— Да, но при сохранении терминологии я вкладываю в это другие понятия. Во времена моей молодости Западом называли США и Западную Европу, а страны Варшавского договора и Советский Союз были Востоком. Я вырос в ожидании, что день может начаться с большого танкового сражения между Востоком и Западом или что на города обеих сторон упадут ракеты с ядерными боеголовками. Не думаю, что нужно говорить, как я был счастлив, когда опасность миновала, но должен уточнить, что сегодня, когда я думаю и говорю о "Западе", я включаю в это понятие и Россию. Мы были союзниками до того, как стали противниками, и я очень надеюсь, что в будущем мы встанем рядом с вами, а вы рядом с нами.

Как я говорил, мы на Западе подверглись радикальным изменениям в восприятии войны. В США существует весьма голосистое меньшинство, которое считает, что любой будущий конфликт ДОЛЖЕН происходить без потерь с нашей стороны. Повторяю: без потерь. Более того, любая война должна протекать с НАИМЕНЬШИМИ потерями со стороны противника! Эта вера дошла до того, что начата обширная программа исследований по разработке оружия, которое сможет уничтожить способность противника к сражению, но не повредить здоровью его самого. Таким образом, природа будущих войн происходит из гражданского понимания, каковыми они должны быть.

— Судя по вашему тону, лично вы в это не очень-то верите?

— Я уже говорил вам про Уильяма Текумсе Шермана, генерала, к которому я не питаю особой любви, но я не могу отказать ему в наблюдательности и остром языке. Во время франко-прусской войны он стал обозревателем и прямо-таки шокировал пруссаков резкостью своих репортажей. Вероятно, его бесило, что пруссаки тщательно и старательно открывали заново то, что открыли армии Севера и Юга десятилетием раньше. Так вот, во время этой войны Шерман заметил: "Война пополняет ад, — сказал он, — и нет возможности этого избежать". Забывать это опасно, так как можно столкнуться с теми, кто не забыл. Мечты о бескровной войне должны сопровождаться выработкой правил поединка, правил, по которым должны вестись "гуманные" войны. Но мы видели и видим людей, которые не будут следовать никаким правилам и будут сражаться по своим собственным. Усама бен Ладен и иже с ним подкладывают бомбы, убивающие сотни невинных людей, дай им волю — они взорвут бомбу, которая убьет тысячи и миллионы. Они будут брать заложников и заказывать и исполнять политические убийства; взывать к ним, призывать их присоединиться к "цивилизованным людям" бесполезно по определению.