Жорж Санд - Лора. Путешествие в кристалл

— Но, — продолжал Вальтер, — есть второй взгляд на науку, и он-то и пленил меня. Стремиться к тому, чтобы приспособлять к промышленности богатства, спящие под наслоениями и корою земли, богатства, которые с каждым днем, благодаря прогрессам физики и химии, открывают нам новые отрасли и элементы благосостояния, источники бесконечного могущества для будущего человеческих поколений.

Что же касается третьего взгляда на изучения, то он интересен, но бесплоден. Он состоит в познании подробности бесчисленных случаев и мельчайших разновидностей, которые представляют собою минералогические элементы. Это наука подробностей, увлекающая любителей коллекций и интересующая гранильщиков, торговцев драгоценными каменьями…

— И женщин! — вскричал я тоном пренебрежительного сожаления, увидав, как моя кузина, войдя в галерею, медленно прохаживалась у витрины, заключавшей в себе драгоценные каменья.

Она услыхала мое восклицание, обернулась, бросила на меня взгляд, в котором отразилось полнейшее равнодушие, и снова спокойно занялась своим наблюдением, не обращая более на меня никакого внимания.

Я хотел продолжать мой разговор с Вальтером, когда он спросил меня, не предложу ли я руку моей кузине, чтобы дать ей объяснения, которые она могла бы пожелать.

— Нет, — ответил я так громко, что она меня слышала. — Моя кузина уже много раз видела коллекции, собранные дядюшкой, и единственная вещь, которая может интересовать ее здесь, это та, которая нас интересует крайне мало.

— Признаюсь, — сказал Вальтер, понижая голос и указывая мне в ту сторону галереи, где проходила Лора, — что я отдал бы все эти драгоценные каменья, отделанные в золото, хранящиеся в этих витринах, за прекрасные образцы железа и каменного угля, лежащие подле нас. Кирка углекопа, вот, мой друг, символ будущности мира, а что касается этих блестящих безделушек, украшающих головы королев или руки куртизанок, то это меня так же интересует, как прошлогодний снег. Широкий труд, мой дорогой Алексис, труд, извлекающий из всего пользу и далеко перед собою распространяющий лучи цивилизации, вот что владеет моей мыслью и управляет моими занятиями. Что же касается гипотезы…

— Чего ждете вы от гип-по-по-потезы? — заикался за нами дядюшка Тунгстениус. — Гип-по-по-потеза — это термин насмешки на языке ле-ле-лентяев, которые приписывают себе уже совсем готовое мнение и отвергают и-и-и-исследования великих умов, как хи-хи-хи-химеры.

Затем, успокоившись немножко извинениями и оправданием Вальтера, добряк продолжал, уже не так сильно заикаясь:

— Вы прекрасно сделали бы, дети мои, если бы никогда не покидали путеводной нити логики. Нет следствия без причины. Земля, небо, вселенная и мы сами суть лишь следствия, результаты небесной или роковой причины. Изучайте следствия, это мое горячее желание, но не переставайте искать причин существования самой природы.

Ты прав, Вальтер, не углубляясь в мелочи классификаций и наименований чисто минералогических, но ты ищешь полезного с такой же узкостью мысли, с какой минералоги ищут редкого. Я не больше, чем ты, интересуюсь бриллиантами и изумрудами, составляющими гордость и забаву небольшого количества состоятельных людей, но когда ты вкладываешь всю твою душу в пласты более или менее богатой руды, то ты производишь на меня впечатление крота, скрывающегося от солнечных лучей.

Солнце ума, дитя мое, это есть рассуждение. Не следует отрешаться от выводов и вычислений, и какое мне дело до того, что ты повезешь меня на пароходе вокруг света, если ты никогда не объяснишь мне, почему земля есть шар и почему этот шар имеет свои эволюции и превращения? Учись ковать железо, превращать его в чугун или в сталь, против этого я ничего не имею, но если вся твоя жизнь есть исключительное приложение к материальным вещам, то тебе самому лучше было бы быть железом, то есть инертной субстанцией, лишенной рассуждения. Человек живет не одним только хлебом, друг мой, он живет вполне лишь развитием своих наблюдательных и умозрительных способностей.

Дядюшка еще долго говорил в таком духе, и Вальтер, не позволяя себе открыто противоречить ему, защищал, как умел, теорию прямой полезности сокровищ науки. По его мнению, человек может достигнуть света ума, лишь завоевав радости положительной жизни.

Я слушал этот интересный спор, и смысл его поразил меня в первый раз в жизни. Я встал и облокотился на железные перила, защищавшие с наружной стороны витрины: я машинально смотрел в ту сторону минералогических коллекций, перед которыми минуту перед тем прошла Лора и к которым Вальтер, дядюшка и я относились с одинаковым пренебрежением. Я не знал хорошенько, почему я стоял именно там, так как дядюшка и Вальтер повернулись к стороне скал, то есть к чисто геологической коллекции. Быть может, сам того не сознавая, я находил смутное удовольствие, нюхая аромат белой розы, забытой Лорой на краю витрины.