Пол Андерсон - Круги ада [Сетевая компиляция из разных изданий]

Он знал, что она на пять стандартных лет старше его. Она не отвечала земным стандартам красоты, была слишком высокой, слишком широкоплечей, слишком поджарой со слишком крепкими мускулами, выделявшимися под кожей, которая оставалась слишком смуглой даже после заключения. Лицо ее было широким во всех его деталях: далеко отстоящие друг от друга высокие скулы, широко расставленные ясные глаза (зеленые с золотистыми искорками под густыми черными бровями), широкая переносица прямого носа, большой красивый рот, сильный подбородок. Волосы челкой падали ей на лоб и были ровной линией подстрижены чуть ниже ушей. Они были густыми и волнистыми, медового цвета с примесью золота и меди. На ней был короткий перламутровый халат и сандалии — одежда, в которой ее забрали из дворца.

"Мама была чем-то похожа на нее", — подумал Фландри.

К нему, наконец, вернулся дар речи.

— Добро пожаловать на наш корабль, моя госпожа, — он чувствовал некоторую натянутость своей улыбки. — Позвольте мне представиться. — Он так и сделал. — Всецело к вашим услугам, — закончил он и протянул ей руку.

Она не дала ему своей ни для пожатия, ни для поцелуя и не встала со стула, на котором сидела. Он отметил темные круги вокруг ее глаз, впалость щек, легкую тень морщинок…

— Добрый день, командор, — голос ее не был ни теплым, ни холодным — никаким.

Фландри присел на койку.

— Что я могу вам предложить? — спросил он. — В нашем распоряжении — обычный ассортимент напитков. Не желаете ли поесть, покурить? — Он протянул ей открытый портсигар.

— Мне ничего не нужно.

Он не отрываясь смотрел на нее.

"Прекрати богохульствовать, сын мой. Праздник для взора и так слишком затянулся. Она слишком красива и… — он не лукавил сам с собой, — у тебя уже зашевелились определенные мыслишки… и это после того, что она перенесла. Забудь об этом. Оставь свою подлость для другого случая."

Он медленно проговорил:

— Вы не хотите пользоваться гостеприимством того, кто имеет отношение к Империи, не так ли? Прошу вас, будьте благоразумны, моя госпожа. Вы же знаете: чтобы выжить, вам придется принимать пищу, как вы это делали во дворце Снелунда. Почему бы не начать сразу? Мои намерения совсем не обязательно должны оказаться противоположными вашим. Я вынужден был доставить вас сюда, причем с риском для себя, для того, чтобы мы могли вместе обсудить кое-какие вопросы.

— Спасибо, командор, — проговорила она. Кажется, ее губы едва заметно дрогнули. — По правде говоря, кофе и сэндвич были бы весьма кстати.

Фландри отдал приказание по интеркому. Она отказалась от сигареты, но сказала, что не будет возражать, если он закурит. Он сделал несколько затяжек, потом заговорил снова:

— Боюсь, что эсминец оставляет желать много лучшего в отношении комфорта. Вы, конечно, останетесь в этой каюте, а я переберусь к моим помощникам — один из них вполне может обойтись матрацем, брошенным на палубу. Но мне придется оставить мою одежду и прочие принадлежности там, где они лежат сейчас. Надеюсь, что ни вестовой, ни я не будем слишком часто беспокоить вас. Питаться можете здесь или в кают-компании — как пожелаете. Я прослежу, чтобы вы получили свободный комбинезон или что там у них есть. Прошу прощения, что я не подумал о том, чтобы захватить женскую одежду. Ящик для хранения одежды я вам освобожу. Кстати, о ящиках. — Он встал и открыл один из ящиков письменного стола. — Его я оставлю незапертым. В нем нет никаких секретов. А вот вам сувенир от меня. — Он достал марсейанский боевой нож. — Знаете как пользоваться этой безделушкой? Могу продемонстрировать. Он, конечно, не слишком полезен, когда против тебя — пуля, бластер, стан-луч и тому подобное. Но вы были бы удивлены, если бы узнали, какие чудеса он может творить в закрытом помещении. — Он снова встретился с ней взглядом. — Будьте с ним осторожны, моя госпожа, — тихо проговорил он. — На моем корабле вам нечего бояться, но положение может измениться. Если честно, мне ненавистна даже мысль о том, что вам придется воспользоваться моим сувениром, и я низко поклонюсь Вселенной, когда станет ясно, что такой возможности уже не представится.

Воздух с шумом вырвался у нее из груди. Краска и бледность сменяли на ее лице друг друга с молниеносной быстротой. Рука, которую она протянула за ножом, задрожала. Она уронила ее, потом поднесла к глазам, сжала в кулак… Видно было, чего ей стоит не расплакаться.