Анна Субботина - На пороге зимы

— Дорого бы я дала, чтобы поехать с вами, — заметила Элеонора.

— Вы знаете, что это невозможно, — отрезал Оллард. — Да вы стали настоящей северянкой, Элеонора! Семейные распри для вас превыше всего? Вы остаётесь править Севером, и я не знаю, что труднее — брать морскую крепость или присматривать за бароном.

— Вам не понять, каково женщине в чужой семье… Впрочем, оставим пустые разговоры! Разрешите, я всё же украду ненадолго одного вашего воина, дабы никто не затаил обиды… Кайлен, подойди!

— Сдаётся мне, она давно его украла, как и всех этих деревенщин, — усмехнулся Ардерик вслед разрумянившемуся парню. Встретил непроницаемое лицо Олларда и поперхнулся. — Я назначил двоих, что побестолковее, гонцами. Барону, сами понимаете, верить нельзя. Если он тут что-то выкинет, лучше бы нам пораньше узнать.

— Правильно сделали. Заодно и баронессе будет спокойнее, если ей будут каждый день доставлять новости.

А мы будем спокойны за баронессу, — закончил про себя Ардерик.

Отчего-то вспомнилось, как зимой она храбро стояла на стене, высматривая врага. Как они встречали камнеедов плечом к плечу. Как обнимались в башне над разорённой голубятней… Была ли это любовь? Или яростное желание жить, что всегда обостряется на пороге гибели? А заодно месть тупице-Эслингу.

А всё же занятно было представить, как Элеонора ждёт в лагере, как приветствует кубком эля и миской горячей похлёбки… Тьфу ты! Как же, будет она варить похлёбку! Не иначе, последняя кровь отхлынула от головы, раз такие мысли приходят. Знамя вышила, и на том спасибо.

Сто человек, разбитых на десятки, проверяли оружие, подпоясывали плащи и звонко целовали девок на прощание. Ветер трепал бархатные полотнища знамён, будто перечитывал девизы. Занял своё место Кайлен, пряча что-то под плащом. Ардерику и Олларду подвели лошадей.

— Вот, возьмите в дорогу, — проговорила Элеонора, протягивая две серебряные фляжки. — Это вино подавали на зимних праздниках. Тогда вы сражались храбро и умело, хотя победа казалась невозможной. Пусть мужество и удача не изменят вам и в этот раз.

Ардерик глотнул и сразу заткнул флягу пробкой. Терпкий вкус напоминал о времени, когда верилось, что победа близка. Зимний Перелом переломил надежду, но сейчас она вернулась, согретая северным солнцем.

— Что тебе дала баронесса? Тоже вино?

После подъёма в лёгких горело, ноги подкашивались, а бойкая болтовня Такко с Кайленом окончательно утверждала в мысли, что воин из Верена такой себе. И как у них хватает дыхания трепаться, не переставая?

— Наставления на дорогу, — отмахнулся Кайлен.

— Жаль! Наставлениями горло не промочишь.

— У графа иди проси. Он для тебя, смотрю, ничего не жалеет!

— А вина пожалел, представляешь!

— Помолчите оба! — выдохнул Верен. — Сказано, идём тихо!

Дорога пошла ровнее и можно было перевести дух. Они шагали по узкой долине или широкой расщелине — поди разбери, как назвать. По обе руки — отвесные стены, поросшие берёзами высотой в локоть. Под ногами — валуны, меж которых темнела вода. Склоны во влажных потёках: от жажды не помрёшь. Весной, когда тает снежник, здесь разливается целая река, а сейчас… нет, Верен всё же не мог назвать это нагромождение камней дорогой. И уж точно не сунулся бы сюда по своей воле, да ещё с лошадьми. Однако лохматые северные лошадки топали едва ли не увереннее людей, воины же ругали Шейна на чём свет стоит — мало от него бед, так ещё по бездорожью тащиться, да ещё в гору!

— Да я просто спросил, — оправдывался Такко, замедляя шаг, чтобы поравняться с Вереном. — Интересно же, что ему дали на дорогу.

— Завидно, что тебе не дали? — огрызнулся через плечо Кайлен.

— Мне ещё как дали! — рассмеялся Такко, и Верен толкнул его в плечо: вот уж нашёл чем хвалиться!

— А ты чего со своей так кисло расстался? — пристал Такко уже к Верену.

Верен отмолчался. Бригитта попрощалась коротко и всё прятала глаза, будто хотела что-то сказать и не решалась. Ясно, опасалась за него, но в зимний-то поход провожала по-другому.

— Боится, что после победы ты уедешь и бросишь её, — по-своему истолковал Такко его молчание. — Но ты же заберёшь её с собой, так?

— Если баронесса отпустит.

— А чего ей не отпустить?

— Да кто знает? Тут дальше завтрашнего дня боишься загадывать, а ты так далеко берёшь… Сам-то про себя знаешь, куда пойдёшь?

— Я-то что, — Такко мотнул головой назад, где ехал Оллард. — Знаешь, что я делал зимой? Рисовал набело механизмы, которые маркграф собирал для боя, со всеми деталями и размерами. Вышло листов двадцать. Сшили их красиво, маркграф поставил свою печать, а на обороте сказал написать своё имя как переписчика и помощника. И к отчёту тоже приложил рисунки и чертежи, и там я тоже подписывался, вроде как чтобы имя примелькалось в столице. Понимаешь?