Чайна Мьевилль - Неприкаянные письма

Кто, скажите на милость, посылает мотыльков по почте? Что они должны означать? Иногда я все еще нахожу на земле их крылышки, похожие на небольшие клочки бумаги. Опавшие крылышки замысловато украшают узоры иероглифов цвета чая. Стоит сложить их один к одному и посмотреть с большой высоты; наверное, из них можно было бы сложить какое-нибудь сообщение.

Я стараюсь не слишком утруждать себя мыслями о сообщениях, какие мог бы передать, если б только знал, куда их отправить. Когда мысли такие не оставляют – ночей не сплю. Обязанность непомерная. Я никогда-никогда не шлю писем самому себе. Возможно, это как-то связано с работой. Здесь я читаю столько любовных писем, столько посланий, порожденных ненавистью. Не хочу предавать свои мысли бумажной странице: это риск, что кто-то чужой прочтет их. Может, и по этой причине тоже я никогда не был женат. Может, знаю тот мир слишком хорошо, чтобы осмеливаться быть его частью.

Но вот на прошлой неделе что-то стряслось. Я разбирался с порцией недоставленной почты. Письма до того долго скакали туда-сюда потертыми теннисными мячиками, что пропадал весь кураж. Я уже собирался перерыв устроить, когда почему-то одно письмо в куче привлекло мое внимание. Адрес был написан от руки выцветшими синими чернилами.

Кэри Лоеве,

Манор Оукс-Роуд, 89,

Шеффилд, Южный Йоркшир, С2

Имя и адрес были перечеркнуты. На обороте теми же выцветшими чернилами было написано имя отправителя:

Лизель Блау,

Севингтон-Драйв, 29, Дидсбери,

Манчестер, М20

А позже кто-то приписал: «ПО ДАННОМУ АДРЕСУ НЕ ПРОЖИВАЕТ». И стоял почтовый штемпель Скарборо. На штампе дата: 1 июня 1971 г. Иногда такое случается. Не так это странно. Письмо теряется при пересылке. Возможно, завалилось в щель между досками пола или забилось в лоток сортировочной машины. Вины здесь ничьей нет. Такое даже не очень-то и необычно. Однако в тот раз что-то было не так. Письмо было адресовано мне.

Конечно же, совпадение. Да, когда-то мы жили в Англии. Сменили много разных адресов. В конце концов, среди такого обилия фамилий я обречен был однажды увидеть и свою. Тем не менее меня будто холодом обдало. Вроде как увидел свое имя на могильной плите.

Я вскрыл конверт осторожно, стараясь не повредить его, и заглянул внутрь.

Он был пуст. Нет, не совсем: там лежал маленький прямоугольник красного пластика с металлическими полосками на конце. Карта памяти. И фотография двух детишек на пляже. Маленькая девочка лет пяти-шести с косичками и в желтом платье. И мальчик примерно того же возраста, в плавках, несет пластиковое ведерко. Челка у мальчика длинновата, и он щурится – не от солнца, а потому, что ему нужны очки. Я узнал это сразу, как знал, что воздух там пахнет солью и свежей рыбой, а небо там отливающей серебром голубизны, все усыпанное чешуйками облачков. Все это я знал, потому что мальчиком был я. Я был мальчиком на фотографии.

Поначалу я опешил. В голове загудело, как в улье с пчелами. Откуда взялось это воспоминание? И как могла карточка со мной, еще ребенком, попасть в конверт, датированный 1971 годом, вместе с техническим приспособлением, которое не появится на свет еще десятка три лет? Я огляделся. Повсюду камеры наблюдения, чтобы обеспечить сохранность любой ценности, которая может быть обнаружена в неприкаянной почте. Только мне-то известно, где эти камеры. Известно мне и как их провести. Сунул вскрытый конверт, карту памяти и фотографию в карман комбинезона. Затем отправился на обеденный перерыв, хотя больше голода не чувствовал.

Закончил смену. Пошел домой. Еще раз глянул на фотографию. Потом сел за компьютер, держа карту памяти в руке, гадая про себя, не схожу ли я с ума. Я украл почту из сортировочной. Меня уволить могли бы за такое. Моя работа обязывает к доверию, а я всем этим рискнул – чего ради? Фотография детей лежала на клавиатуре. Ничем не примечательная обычная картинка: пляж, каких повсюду полно. Дети играют у кромки воды, не глядя в объектив. Тень на переднем плане, возможно, фотографа.

Я убеждал себя, что это не я. Этот маленький мальчик мог быть кем угодно. Пяти-шестилетний мальчишка с темными волосами, щурящийся на солнце. Но имя-то на конверте мое. Мое лицо на фотографии. И пусть я слышал шум океана, чуял запах подгорающего жира, пусть меня припекало солнце и я видел отливающую серебром голубизну неба, почему я совсем не помню маленькую девочку на пляже, а то и вовсе того, что был на этом пляже? Карта памяти была дешевенькой, без маркировки и фирменного знака. В ней мог и вирус оказаться или программа какая-нибудь вредоносная, которая загрузит в мой ноутбук незаконное порно. Выбросить бы ее надо было, подумал я. А то покоя-разума лишишься. И все же побороть себя не сумел. Мне непременно надо было посмотреть, что на той карте.