Анастасия Коробкова - Воскрешенные

Я заставляла себя вернуться к самым приятным ощущениям от продуманного — ожиданию свободы и неизвестности, но это давалось все труднее. В поисках места, где было бы меньше отвлекающих вещей, я забралась на антресоль, в которую превратила чердак своего домика, и занялась тупым ритмичным делом — стала ножом чертить на досках пола прямые линии. Трудотерапия помогла на время: старание сделать линии четкими и параллельными вытеснило все мысли вообще.

— Ася… — вдруг позвали с крыльца.

Герман. Я промолчала, расписывая пол под паркет. Копившееся внутри раздражение грозило излиться на любого, кто попытается заговорить, но что-то во мне же пыталось усмирить его, твердя: «Это не ты. Ты не обращаешься с людьми так плохо. Лучше молчи, чтобы потом не пожалеть».

Герман открыл дверь и вошел. Я замерла, надеясь, что он не заметит меня в чердачной темноте.

Он сделал несколько шагов по комнате, потом ухватился за край антресолей, подтянулся на руках и внезапно оказался рядом.

Когда-то это уже было.

Не глядя на него, я продолжила вырезать линии.

Сердце, не успевшее отключиться, нежным трепетом отзывалось на каждый его вдох.

Стоп. Сюда не надо возвращаться. Это — счастье бомбы.

— Ася, посмотри на меня.

Сдерживая собственный язык от резкости, я скрипнула зубами. Не стоит смотреть.

— Чего ты хочешь?

Тепло его взгляда струилось по мне, а вокруг разливалось сияние, видимое лишь таким, как я.

— Скажи, что произошло?

Острие ножа затупилось. Я провела по клинку кончиками пальцев. Нет, сейчас слишком остро.

— Капитан-Командор тебе уже все рассказал.

Надо немного затупить, а то линии получаются слишком тонкими. Кончиком пальца — по острию. Самое то.

— Не все.

— Тогда спрашивай.

Чтобы найти не расчерченный участок пола, пришлось подвинуться и повернуться к Герману боком.

— Ты умерла?

Теперь можно посмотреть. Он не выглядит таким огромным, как раньше. Может быть, здесь, на моей территории, он кажется несколько тоньше, чем был, а может быть, это война его так вымотала… На лице — симметричные пятна короткой щетины, которую я раньше не замечала, привычно видя в нем гладкокожего мальчика; под глазами — синеватые тени. Жесткие волосы слиплись в пряди и чуть блестят… Так он мягче и проще, его внутренняя сила не подавляет и не вынуждает защищаться.

— Да.

— За меня?

— Да, ну и что? Меня же воскресили. Денису было гораздо хуже.

— И он? Как?

— Забрал у меня половину проклятия. Думал, что, если не удастся ослабить его, то хотя бы я не умру в одиночестве.

Его взгляд стал жестче, а тепло сменилось прохладой. Ревность — я сама это чувствовала, я знаю.

Но он подавил ее.

— Капитан-Командор сказал, что ты вернулась на Землю ко мне. Что случилось между твоим возвращением и нашей встречей?

Почему я теряю время? Надо вырезать линии! Вот черта, вот еще раз ножом по тому же месту, чтобы сделать темнее, вот новая черта…

— Под прикрытием дикого стада на Остров пришел полубог, погибший человеком на подводной лодке, которая похитила нас с царевичем Саротано. Он считал меня виновной в своей гибели и поклялся уничтожить все, что мне дорого. Я боялась выдать тебя.

Он отвел взгляд, вмиг ставший черно-ледяным, и отвернулся. Снова заговорил нескоро — я успела расчертить примерно квадратный метр пола.

— И ты… собиралась прятать меня всю жизнь?

Не стоит отвечать.

— Сейчас не боишься? Почему?

Нож прорезал слишком длинную черту. Фу. Герман испугался полубога?

Нет, не полубога. Он испугался, что больше мне не дорог.

— Полубог отказался от мести. Он знает о тебе, но ты неуязвим. Во всяком случае, пока полезен Земле.

Говорить было легко, и это означало, что всё уже закончилось. Прошедшие события казались страшной сказкой с бестолково счастливым концом. Только где оно — счастье? Досталось не мне. Я не главный герой этой сказки.

Со мной — горечь, переходящая в тоску, и желание взорваться.

Герман пережил свое потрясение — или спрятал куда-то вглубь, чтобы проанализировать позже.

— Ася, я… — начал он, и его хриплом голосе фоном прозвучала мольба. Он отказался быть сильным, и воля, которую он для этого приложил, сделала его космически красивым. — Я уверен, что найду способ тебе помочь.

— Зачем?

Скажи, и покончим с этим.

Нерасчерченный пол остался только под кроватью. Я подвинула кровать.

— Зачем тебе или зачем мне? — понимающе, тихо спросил Герман. — Мне — потому что ты — моя жизнь, и единственное, чего я хочу — чтобы ты была рядом.