Светлана Тремасова - Крыса, которую я не боюсь

— Она появилась недавно. Раньше её не было.

— А смысл? Когда она мёртвая, она исчезает! Её нельзя хранить, посушить, засолить! Ну да, бери, сколько надо, и сразу съедай! Конечно! Гринпис отдыхает!

Из комнаты послышалась музыка. Ю и Ал прислушались… Музыка повторилась.

— Что это? — спросила Ю.

— Это телефон?! Твой, кажется! Беги скорей, где он?

Ю побежала в комнату и сразу вернулась, протягивая Алу мобильный:

— Это тебя. Генка.

— Генка? — Ал выхватил телефон и закричал: — Алло! Генка! Привет! — и пошёл на террасу.

Пока его не было, Ю задумчиво мешала ложечкой чай.

— Ну вот… Думаешь, он возьмёт тебя с собой? — спросила она куклу.

— Оказывается, ничего не случилось, все живут, как жили, всё стоит на месте, Генка работает, они забрали детей из Братеево в Озёрск, дети учатся, Ленка устроилась работать в школу, их возит школьный автобус. Он даже и не помнит про тот ураган! Как здорово, Ю! Всё есть, всё на месте! — он поднял её и закружил. — Мы едем в Москву! Или нет, сначала в Ранск! — он отпустил её. — Ю! Проснись же, Ю, — потряс её за плечи, — просыпайся, мы возвращаемся к нормальной жизни!

— А где же мы сейчас? — развела Ю руками.

— Я не знаю, что это такое, и мне, честно сказать, уже по фигу, если можно отсюда выбраться.

Он вышел и принёс большую сумку:

— Берём только самое необходимое… До Ранска поедем на машине. На той улице, где жили Ширяевы, через два дома по той стороне в гараже есть целая машина, и бензина должно хватить, а там разберёмся. Там же, в конце концов, поезда ходят, если, как Генка говорит, всё на месте и ничего не случилось… Тебе надо сумку найти…

— Мне не надо.

— Ты что? Никак не очнёшься? Давай соображай скорей, что будешь брать.

— Я не поеду.

— ?

— Я не поеду… не могу… не хочу…

— Как это не поедешь?

Ю, отрицая, крутила головой.

— Там мама и отец, там твой муж, твой сын, наконец.

— Они уже научились жить без меня.

— Ты думаешь, без тебя им лучше?

— Ни лучше, ни хуже. И не надо придумывать мне чувство вины, у меня его нет, и чувства стадности и коллективизма тоже. Мне не надо никакой любви, никакого карьерного роста и обеспеченной старости, я вообще не хочу ставить какие-то странные цели, к которым нужно стремиться, чтобы потом оказалось, что это было нужно только какому-то выдуманному глобальному человеческому честолюбию. Я хочу жить без этой вязкой паутины из выдуманных и навязанных желаний, чувств и всякой другой белиберды, которой с рождения человека засыпают так, что он до самой смерти думает, что вся эта насыпь из чужого мусора и есть он сам…

— Ладно. Тише, тише, тише… Но тогда в чём смысл? Какая цель? К чему стремиться? Что ты тут делаешь? Ходишь и смотришь. Что сегодня исчезло, что появилось. Круто. Раньше хотя бы книги читала…

— А ты? Почему ты здесь не читаешь книги?

— А смысл?

— Вот, вот. Гордость, ничтожество, хорошо и плохо, вечная борьба полов — бесконечно долгая жвачка, которую спасает только возможность, что что-то подобное случится с тобой в реальной жизни. А здесь ничего этого нет! Не случится! Наука и религия здесь тоже не действуют. Всё! Даже не получается сидеть в норе и пользоваться благами ушедшей цивилизации! Она просто тает на глазах! Какое счастье!..

— Послушай, но здесь вообще неизвестно что может произойти в любую минуту! Здесь даже не знаешь, чего бояться, что вообще здесь может быть!

— Здесь не надо бояться. Здесь я не боюсь.

— А как же крыса? — жестом ткнул он в рисунок на стене. — Клянусь, я её действительно видел!

— Не очень-то она похожа на крысу.

— Да, скорее, это лемминг. Я читал про них — с виду милые такие хомячки, но когда им становится нечего есть, они бросаются на всё, что движется. Голодные лемминги опустошили однажды целый город — съели всех местных жителей и всё живое — там трава до сих пор не растёт! Они не спят ни днём, ни ночью, быстро размножаются и ещё среди них часто встречаются оборотни, которые в полнолуние превращаются в баранов и пьют кровь у волков!

— Ничего, мы живём параллельно.

— Ты же боишься крыс?! Помнишь, как тебя в детстве укусила крыса?

— Я думаю, она не хотела меня кусать, так, просто рефлекс сработал. Она подумала, что я хочу её схватить, а бежать ей было некуда, я же не знала, что она сидит за тумбой. Такой тупой рефлекс, от страха. Здесь это не работает.

— А если кто-нибудь сюда припрётся? Ну, мало ли дураков где шляется…

— Сюда? Сюда никто не может придти.

— Это так было, когда мы думали, что кроме нас никто не выжил.