Антон Пыхачев - Редкие штучки

— Двести тысяч… — беззлобно буркнул торговец и вернулся к чтению.

Мне ничего не оставалось, как оскорбленно дернуть плечами и с видом человека некстати наступившего в коровью лепешку, гордо удалиться.

— Эй, парень!

Я немедленно обернулся, всю мою спесь и недовольство, как рукой сняло. Продавец в болотном пиджаке глядел насмешливо:

— Ладно, садись.

Он очень ловко извлек из под столика маленький раскладной стульчик и поставил его рядом со своим в приятной зеленой тени зонтика. Помедлив всего пару секунд, затем я решительно вернулся и сел. Здесь оказалось удивительно прохладно и уютно, несмотря на снующих перед носом покупателей, которые, казалось, нас и не замечали вовсе.

— Леонид, — протянул руку продавец.

Я пожал, представился и едва не свалился со стульчика, который вдруг вздумал подо мной сложиться. Пока я возился с непокорной пикниковой мебелью, мой новый знакомец бесцеремонно меня разглядывал и даже пощупал за воротничок рубашки, очевидно оценивая качество материала. Судя по всему, осмотром он остался доволен, поскольку немедленно затем спросил:

— Сам то кто будешь?

Я довольно резво поведал о работе, о кадровой текучке, сломавшемся кондиционере…

— Это понятно, — прервал мои словоизлияния Леонид. — А по жизни?

— Писатель, — кажется, я покраснел, настолько неловко это прозвучало. Но все-таки, я нашел в себе наглость скромно добавить: — Фантаст.

— Занятно. Писатель. Фантаст. Интересное сочетание. Редкое, что бы тебе ни казалось. Возникли трудности?

— Да нет, — бодро возмутился я, тоном самого успешного в мире человека, — все отлично, какие могут быть трудности, я…

— Пошел вон.

И Леонид решительно вырвал из-под меня стульчик, да так, что я чуть не покатился кубарем в горячую пыль. Выпав из-под благостной тени зеленого зонтика я едва не получил солнечный ожег.

— Нет! Нет! — закричал я, сам себе удивляясь. — Подождите!

Болезненно-желтая черешня покатилась из разорванного пакета под ноги бесконечных жарких покупателей. В зеленой тени вновь возник стульчик и я кинулся к нему, как к островку спасения. Мне вдруг показалось, что водружение меня на этот хлипкий образец пикниковой мебели настолько необходимо, что, по пути, я бы, пожалуй, мог свершить несколько эпохальных подвигов.

Леонид, если этого странного дядьку и впрямь так звали, глядел насмешливо. Он уже успел заложить свою книгу моей железной линейкой и теперь безмятежно обмахивал пыль со своих странных товаров пучком голубиных перьев.

Я перевел дух, сердце отчего-то бешено колотилось, и только теперь, как следует разглядел колдуна.

Ему шло слово «очень». Очень спокойный, очень легкий и очень уверенный. Вот напасть! Только критически оценив короткую ровную бородку, классический профиль и тонкую желтую серьгу в левом ухе владельца зеленого зонтика, я понял, что невзначай назвал его для себя «колдуном».

— Рассказывай, — дружелюбно кивнул этот странный тип.

— Видите ли, Леонид… Такое дело…

И я вдруг начал рассказывать. Вот уж никогда бы не подумал. Меня будто прорвало. Я совершенно без стесненья и напускного пафоса говорил, что вот уже второй год мой «великий» роман буксует на третьем абзаце. Что все написанное мною не вызывает у меня самого ничего кроме уныния, а все, что я придумываю, оказывается придуманным давным-давно и куда более известными людьми, чем жалкий я. Жаловался на свой засохший в буднях мозг. Едва не плача, я вспоминал свои маленькие победы и горько сетовал на свинцовое молчание редакций. Единственная моя книга, которая была напечатана и некогда являлась предметом моей гордости — не снискала славы. И даже на даче, куда я поехал «поработать в тишине», ничего не выходит. Я тупо отжирался на крыжовнике, спал, гулял и снова жрал… И ни строки!

Когда я закончил свой трогательный монолог, Леонид уже упаковывал товар.

— Поверь мне! — вдруг сказал он, укладывая тонкий пинцет в маленькую коробочку, оклеенную синим бархатом изнутри. — Фантазия слишком сложный товар, чтобы им торговать. Но притом и самый выгодный. Поэтому много подделок.

— Подделок? — переспросил я.

— Все, что пользуется спросом, рано или поздно порождает контрабанду и фальшивки. Свободный рынок, — он мельком глянул на меня и продолжил: — Не тушуйся. У этого пройдохи Даугава очень живой мозг. Хотел бы я быть посвящен хотя бы в четверть его проделок. Но… Раз он посчитал нужным свести именно нас с тобой, кто знает, возможно, он опять окажется прав. Знаешь, писатель, я, кажется, понимаю, чем могу тебе помочь. Пойдем! Нет, стой!