Антон Фарб - Изнанка миров

— Я не верю в судьбу.

— Это не имеет ни малейшего значения.

— Ты кое-что забыла, — сказал я, показывая на эдельвейс.

Диана обернулась, поглядела на цветок и еще сильнее стиснула губы.

— Я путешествую налегке, — сказала она. Нижняя губа, вопреки всем ее усилиям, начинала предательски подрагивать. — Ты, насколько я помню, тоже.

— Да, — кивнул я. — Но не в этот раз.

Я прошел мимо Дианы, нагнулся и поднял цветок.

— Его надо будет пересадить в горшок побольше, — сказал я.

Тут она не выдержала.

— Нас ведь отправят в разные миры! — воскликнула Диана с ноткой зарождающейся истерики в голосе.

— Могут, — спокойно сказал я. — Если мы захотим.

— А если… если не захотим? — В ее глазах заблестели слезы.

Я подошел к ней вплотную и заглянул в эти крошечные серые озерца, увидев на дне свое отражение.

— Ты любишь меня? — спросил я. Она промолчала. — Ты веришь мне? — Опять молчание. Слезинка скатилась по ее щеке. — Ты пойдешь со мной?

— Да! — выкрикнула она, и тогда я поцеловал ее.

Кроме нас в вагончике никого нет. Диана проходит вперед, тяжелые альпинистские ботинки громыхают по ребристому металлическому полу, усаживается на жесткую деревянную скамью. Я сажусь позади нее, по другую сторону прохода. Она отворачивается и смотрит в заиндевевшее окно. Мне не видно ее лица: только золотистый завиток волос на виске, и пар от дыхания.

Этой веткой канатной дороги явно не пользовались уже много лет. Дерево рассохлось, металл весь в потеках ржавчины, казенная зеленая краска стен шелушится. Снаружи прокашливается дизель, и вагончик заполняется сизым дымом и вонью солярки.

— Поехали, — говорю я.

Вагончик покачивается, и шестерни на крыше, до сих пор застывшие в густом желе солидола, с утробным стоном приходят в движение. С обледенелого троса срываются острые клинья сосулек. Станция медленно уплывает назад.

Диана оборачивается и смотрит на меня оценивающе.

— Ты думаешь, у нас получится? — спрашивает она.

— Все может быть, — говорю я.

— Если мы протянем до зимы, у нас есть шанс, — негромко говорит она.

Я молчу. Вокруг вагончика — холодный туман, поднимающийся со снежных шапок. Солнца нет, и все вокруг окутано серой мглой. Набрав скорость, вагончик скользит по тросу почти равномерно и иногда трудно понять — движется ли он вообще. Я смотрю во мглу и машинально потираю грудь.

— Как ты думаешь, куда мы попадем? — спрашивает Диана.

— Тебе там понравится, — уверенно говорю я.

— А тебе?

— Не знаю. Я никогда там не был.

Из серой мглы выныривает мрачный утес — так близко, что кажется, будто вагончик вот-вот чиркнет днищем по острому каменному краю. На утесе восседает запорошенная снегом статуя дракона, стража Шангри-Ла. Дракон древен, как само время. Камень, из которого он вытесан, весь в мелких трещинах, и начинает крошиться от старости.

Когда вагончик проплывает мимо каменного гиганта, дракон открывает свои желтые глаза и провожает меня грустным взглядом.

— А как быть с бессмертием? — спросил Хрисаор.

— Простите? — удивился я.

Стоял теплый и ясный денек, солнышко пригревало еще совсем по-летнему, и ветер шуршал в кронах могучих столетних дубов, срывая и кружа в воздухе большие желтые листья, и принося с собой свежесть, напоенную горечью осенних ароматов — дыма и тлена. Сегодня мне не хотелось проводить экзаменационный диспут в пыльной и душной аудитории, и я вытащил группу на природу. Мы расположились на укромной лужайке возле пруда, в котором били хвостом зеркальные карпы, и журчал, каскадом сбегая по искусно выложенным камням, крошечный водопад.

— Бессмертие, — повторил Хрисаор, юноша не столько умный, сколько назойливый и любопытный. — На лекциях вы говорили, что каждый мир уникален, и, несмотря на взаимопроникновение культур при торговле или войнах, различия в менталитете и жизненных ценностях останутся навсегда. Но как быть с бессмертием? Ведь это универсальная мечта всех людей — жить вечно!

— Ничего подобного, — пожал плечами я. — Спросите, к примеру, что думают о бессмертии священник из Монсальвата, лама из Шангри-Ла, амазонка из Рльеха или викинг из Нифльхейма — и получите четыре разных ответа…

— Но суть, суть-то остается прежней! — не унимался Хрисаор. — Все люди боятся смерти, и ищут пути побороть этот страх…

— Не все, — перебила его Гелика. — Иначе как быть с культом героической гибели в Меггидо или почитанием духов предков в Каэр-Исе?