Антон Фарб - Изнанка миров

— Не надо нервничать, — сказал я Метемфосу, хотя меня самого уже полдня (с того самого момента, когда я впервые увидел Иштар в торговом молле) не отпускало аналогичное ощущение: что-то не так. — Механизм уже приведен в действие, нам остается только наблюдать.

Вокруг нас степенно рассаживались потенциальные покупатели Иштар. Кое-кого я ожидал увидеть, но многие лица вызывали оторопь, граничащую с изумлением. С представителями шоу-бизнеса все было ясно — продюсер Нимврода Великого, дизайнер симулякров из «Адме Севоим», кутюрье дома «Энкиду», хозяин самого дорогого клуба в Барсиппе… А вот что тут делали весталка храма Ашеры и брахман из ашрама Кали? А верховный унган девы Эрзули (при виде этого сморщенного старикашки Усанга посерел от страха)? И какого черта здесь понадобилось нунцию из Монсальвата и ретинг-ламе из Шангри-Ла?

— Да, я нервничаю, — согласился Метемфос. — Это и понятно, у меня есть на то свои причины. А вот почему наш любезный Шастри напуган до дрожи в коленках, позвольте спросить?

Альбинос действительно выглядел не очень хорошо. Похоже было, что ему больше всего на свете хочется отменить аукцион, упаковать Иштар обратно в деревянный ящик и первым же рейсом улететь в небесный город Амаравати.

— Это уже неважно, — сказал я. — Подобные операции, полковник, это как боулинг. Когда шар запущен, ничего изменить нельзя.

— Скажите это Ипусету… — пробурчал Метемфос.

Барабанная дробь прокатилась по залу, и Шастри, легко взбежав на сцену, вымученно улыбнулся. Барабанщики смолкли, и я увидел, как крупная капля пота скатилась по лбу Шастри. В затянувшейся паузе его розовые глаза испуганно забегали в разные стороны, и я вдруг понял, что именно было не так.

В «Сарданапале» Иштар и Ксатмек переругивались по-астлански.

И в ту секунду, когда я это осознал, в подвале «Теокалли» взорвался установленный Усангой заряд пластиковой взрывчатки, и в галерее погас свет.

— Я вас предупреждал, Ботадеус, — сказал Метемфос. — Я с самого начала говорил, что дикарю нельзя доверять.

— Просто мы оба его недооценили, — сказал я.

Двери лифта открылись с мелодичным звоночком. Я ступил внутрь стеклянной призмы и нажал на кнопку своего этажа.

— Не расстраивайтесь, полковник, — сказал я, обернувшись к Метемфосу, оставшемуся в вестибюле. — Нельзя выигрывать всегда.

— А по-моему, Ботадеус, вы просто утратили вкус к победе, — сказал Метемфос.

— Может быть… — сказал я, когда двери уже закрылись.

Из кабины стеклянного лифта, медленно, словно улитка, взбиравшегося по покатой стене зиккурата «Набополассар», открывался изумительный вид на Сеннаар. Гигантский мегаполис, раскинувшийся на десятки гектаров, был весь как на ладони: на горизонте чадили трубы Дулькуга, сияли тысячью огней бульвар Нинурты и улица Авденаго, заходили на посадку самолеты в Тильмун, мерцали, как светящиеся водоросли, рекламы Барсиппы, и над темным провалом Бадтибира огромным коралловым рифом возносились громады небоскребов Атрахасиса.

…А может быть, дело было в том, что Сеннаар, куда я так стремился еще из Нифльхейма, меня просто-напросто разочаровал. Всегда неприятно пережить собственную мечту…

Я вышел из лифта на своем этаже и открыл дверь кардинальских апартаментов ключом-карточкой. Внутри было темно и холодно. Мобильник, оставленный на подзарядку на журнальном столике, помигивал пропущенным вызовом.

Не включая свет, я подошел к мобильнику и проверил голосовую почту. Звонил Ксатмек.

— Она беременна, Раххаль, — сказал он по-астлански. — Это неправильно. То, что мы делаем — неправильно. У этой девочки украли жизнь, а мы хотим украсть ее ребенка. Лучше возделывать маис в родной деревне, чем воровать чужие жизни. Прощай, Раххаль!

Я выключил мобильник и положил его обратно на стол.

— Какая ирония, — сказал голос у меня за спиной. — Дело, от которого зависят судьбы десятков миров, завалил безграмотный астланский мальчишка.

Голос был до боли знакомый. Я обернулся, и увидел его хозяина: согбенный, лысый, с косым шрамом через бровь… и все с той же надменной яростью в голубых глазах. Он был одет в черно-белую сутану монсальватского священника. Пустой рукав был завязан узлом.

— Выходит, все это время мы работали на Монсальват? — спросил я.

— Да, — сказал Идальго. — Но теперь это не имеет никакого значения.

— Как ты меня нашел? — спросил я.

Бывший тортугский пират криво усмехнулся.

— Повезло… Я потерял твой след в Тхебесе: решил было, что ты сгорел вместе с «Наутилусом». А потом мне просто повезло…