— Ведьмы не оставляй в живых…
Пациентка бросила в сторону кабины ненавидящий взгляд.
— Как ограниченны эти верующие в Распятого! Если что-то не соответствует их ложным представлениям о мире, то оно — греховно. Какая чушь! Что дурного в той реке, что берет от меня начало? На ней живут и кормятся сотни людей.
— Так ты что… Ты и впрямь русалка?
— Я — Хозяйка вод! — гордо вскинула голову наша гостья.
Везет же мне на знакомства со всякими потусторонними силами! И каждый притом колдуном назвать норовит. Я, чего доброго, сам в это скоро поверю!
Исцеленная наяда взяла меня за руку, отворила дверь И твердо ступила на землю, прикрывая глаза ладонью от яркого света. Движения ее были исполнены непередаваемой грации.
Люди, окружавшие наш автомобиль, не приближаясь, склонили головы в приветствии, потом опустились на колени и наконец легли ниц, простерши руки в сторону Хозяйки вод. Та сделала жест, позволяющий им встать. Народ поднялся, оглашая округу криками хвалы за избавление их от огненной погибели. Речная нимфа стояла в своей ослепительной наготе, опершись рукой о пышное бедро, и благосклонно принимала восхваления. Насытившись ими, попросила внимания.
— Вы должны поблагодарить за то, что видите меня вновь, этого колдуна, — она показала на меня, — и его свиту, — жест в сторону Люси и Сары, — без их помощи меня уже не было бы в живых. Слишком много воды требовалось, чтобы отвести от деревни плавучий огонь.
Русалка, вычесавшая свои волосы досуха, обречена на смерть.
Вновь хвалебные крики, теперь уже в наш адрес. Когда они стихли, по толпе поползли шепотки, переходящие местами в споры. Наконец к ногам Хозяйки вытолкнули напуганного старосту. Он поозирался по сторонам, ища подмоги, и робко начал:
— Мы все несказанно рады твоему чудесному спасению, о пресветлая! Но скажи нам, убогим, как мы теперь будем жить? Гибельное пламя не коснулось наших жилищ, но реки-то больше нет. К вечеру, если не раньше, остаток воды уйдет из нее. Чем же нам прокормиться? Не можешь ли ты вернуть воду обратно, чтоб нам не пойти по миру?
Красавица задумалась.
— Я не знаю, не утратила ли теперь свою силу. Будь со мной гребень, я могла бы это легко проверить.
— Этот? — протянула перламутровую диковину Сара. — Я подумала, что он твой, и прихватила его из пещеры.
Наяда склонила голову набок, колыхнув тяжелую волну темных волос, тихонько провела по ним сверху вниз гребнем. Тут же по их концам заструилась, сбегая на землю, чистая прозрачная влага. Жители Фишеча завопили от радости:
— Праздник! Праздник! Празднуйте наше чудесное спасение и возвращение реки! Все на праздник! — И они хлынули в деревню, где тут же на берегу начали зажигаться костры и заиграла музыка.
— Проводи меня, — попросила русалка. Я подал ей руку, и мы неспешно двинулись к Вратам Реки. Как бы не заработать косоглазие, дивясь на ее прелести!
У подножия красного камня мы расстались.
— Ты всегда будешь желанным гостем здесь, — заверила Хозяйка вод, — я не забуду того, кто спас меня.
И нимфа ступила на дно бассейна, начиная на ходу расчесывать волосы. Вода струилась с них все быстрее и быстрее. Взмахнув последний раз на прощанье рукой, наяда исчезла в глубине пещеры. Поток хлынул оттуда, заполняя каменный желоб, как встарь. За судьбу реки можно было не беспокоиться.
По возвращении я застал Люси горюющей над пустой вызывной картой.
— Спросил? — с ходу задала мне вопрос начальница.
— Что? — оторопел я.
— Фамилию, имя, отчество.
— А что, у русалок бывают фамилии? Я полагал, ничего такого у них нет.
— У русалок много чего бывает. Например, рыбьи хвосты вместо ног. Оч-чень скользкие. Все вы, мужики, одинаковые. Увидел смазливую мордашку да вертлявую попку, весь разум и отшибло. Как вот теперь графу заполнять?
— Люсечка, не беспокойся, мое солнышко. Ты у меня все равно самая лучшая. Честное слово! А карточку так и так отписать нельзя. Ну ты сама подумай: «Русалку в состоянии гиповолемии полили водой. Состояние улучшилось». Нас к нашим же коллегам на консультацию не отправят?
— Не отправят. Те еще хуже. Сеппо, покойник, царство ему небесное, писал: «Больная проживает с сыном и с двумя кошками. Одна из кошек белая». Джонса без врача к алкоголику отправили. Сдает карточку, которая начинается: «На момент прибытия „Скорой“ тело стоит качаясь и выражается нецензурно». А у Ольгерта Полли вообще шедевр творчества: «После проведенной терапии. Двоеточие. Дыхание отсутствует. Пульс не определяется. АД ноль на ноль. Констатирована биологическая смерть». Знать, неслабо полечил!
Читать дальше