Томас Монтелеоне - Встреча

— Нет… Я из Лос-Анджелеса, Калифорния! Город с потенциалом, как говорит мой папа.

Человек, похоже, его не слушал. Он осматривал свой поврежденный сверток.

— Надо будет заклеить, а то на почте не примут, — пробормотал он.

Потом сделал шаг и чуть не упал; ноги явно его не слушались.

Джим поддержал его, взяв под локоть.

— Слушайте, мистер. Давайте я вас провожу.

— Вздор! Со мной все в порядке. Почта тут близко. Все со мной будет в порядке.

Джим пожал плечами.

— Как скажете. Но давайте я с вами немножко пройдусь.

— А тебе разве не надобно было идти по делам?

Человек говорил нарочито медленно, с расстановкой, словно тщательно подбирал каждое слово. Он держался чопорно и церемонно, как путешественник во времени, прибывший из прошлого.

— Да, в общем, нет… Я пытался найти магазин. Лавка чудес Маэстро магии — слышали о такой?

Человек на секунду приостановился.

— Ты что же, иллюзионист?

— Ну, вроде как. В смысле когда-нибудь я хочу стать настоящим иллюзионистом.

Мужчина кивнул.

— Боюсь, молодой человек, у меня для тебя есть печальная новость. Здесь нет никакой «лавки чудес»…

— Что? — Джим почувствовал, как у него сжалось сердце. Нет никакой лавки чудес? Не может быть! — Что значит нет?

Мужчина вздохнул:

— У меня есть друзья, страстные поклонники иллюзионистских и театрализованных представлений. У Маэстро — фирма почтовых заказов.

— Я не понимаю. — Джим не смог скрыть боли в голосе.

— Магазина там нет. Только склад, где иммигранты упаковывают и рассылают заказы.

— Но в объявлениях сказано…

Мужчина взмахнул рукой, не дав ему договорить. Они медленно приближались к следующему перекрестку.

— Объявления, скажем так, тоже часть общей иллюзии. Неужели ты думаешь, что у знаменитого исполнителя вроде Маэстро и вправду есть время или желание выступать в роли лавочника?

Джим заметил, что последнее слово человек произнес таким тоном, словно это был «прокаженный».

— Да, наверное, вы правы.

Хотя Джим по-прежнему поддерживал сухопарого мужчину, держа его под локоть, у него самого внутри все сжималось. Ему было стыдно за свои безумные фантазии, когда он представлял, что действительно встретится с великим Маэстро. Черт, он чувствовал себя дураком. Но было и кое-что похуже: чувство невосполнимой утраты. Тоска по мечте, разбившейся о камни небрежного мира. Подстраиваясь под медленный шаг своего спутника, Джим боролся с искушением смириться с сокрушительным поражением.

— Здесь повернем, — сказал человек, указав на перекрестке налево. — Уже недалеко.

Они свернули на улицу, усаженную огромными дубами. Ее викторианские дома с окнами, закрытыми ставнями, напомнили Джиму Гринтаун, его родной город на Среднем Западе. Память на миг всколыхнулась и затрепетала — потом Джим узнает, что это была ностальгия, — а потом он опять постарался забыть о лавке чудес, которой никогда не существовало…

В полном молчании они прошли еще один квартал. Джим прислушивался к натужному дыханию спутника, время от времени прерывавшемуся приступами мокрого кашля. Человек прижимал к груди сверток, словно щит или талисман, что еще пуще разжигало любопытство Джима. Ему было необходимо узнать, какие тайны скрывались под смятой оберточной бумагой, и он не стал долго думать, а просто спросил.

— Это часть моей рукописи, — ответил мужчина. — Часть романа, который меня все же вынудили начать.

Джим весь расплылся в улыбке:

— Правда? Так вы… писатель?

Мужчина пожал плечами.

— Вроде того. Хотя некоторые, наподобие этого паяца Таркингтона, считают иначе…

Джим совершенно не представлял, о чем говорит его спутник, но продолжал любопытствовать:

— А что вы пишете?

В первый раз за все время их непродолжительного общения человек изобразил подобие улыбки, вернее, едва заметной усмешки.

— Статьи по астрономии. В основном письма. Множество писем многим друзьям. Но… я сочинил также немало рассказов и новелл для бульварных журналов, где печатают всякие ужасти.

Джим едва не схватил его за руку, тонкую, словно ручка метлы.

— Рассказы? Вы пишете беллетристику? Я тоже хочу стать писателем!

— Я думал, ты хочешь стать иллюзионистом…

— И это тоже! Но я люблю Бака Роджерса, и Герберта Уэллса, и По, и, конечно, Берроуза…

— В тебе есть… энергия. — Человек приостановился и внимательно взглянул на Джима, словно заметив его только сейчас. — Мне это знакомо. Как тебя зовут, мальчик?