Степан Кирнос - Город бога [CИ]

Как только Яго сомкнул уста, с его палец сорвался листок и тихо упал на землю. Все поникли и опустили головы, размышляя о своём, и каждую душу здесь берёт неимоверная скорбь и злоба. Для Данте ещё сильнее прояснилась не просто цель, но святой смысл операции «Запад», которая должная покончить не просто с врагами, а под корень истребить всякую нечисть, которая. Теперь картинка в голове полностью собралась, а зачитанное донесение стало финальным пазлом в её довершении. Всё, что здесь творится — делается во имя денег и власти, а дворец «святых духов» — дьявольский оплот жадности и умопомешательства на власти, который заслуживает только одного — быть уничтоженным.

— Как же так можно, — кто-то скорбно замолвил слов. — Ради денег, обычных людей кромсать, да такие зверства творить?

— А ради чего ещё? — отвечает Конвунгар, загоняя в пистолет новую обойму. — Тут, в этом месте всё для них делается. Человек и его стремление к власти, духовной или рыночной, неважно, превратились в проклятье этого мира. Люди оскотинились. Пять лет тому назад я уже видел подобное, читал сводки и данные. То было Информакратии и там элиты истребляли слабых ради идеи интеллектуального превосходства, а здесь во имя экономического совершенства.

— И что же это?

— У людей древности было хорошее слово для этого — фашизм.

— А что такое… этот «фашизм»?

— А вы разве здесь не видите здесь? — вопросив Чжоу, положил пистолет в кобуру на поясе. — Это когда «знать» общества настолько заигралась в хозяев, что рассматривает людей под ними не более чем как рабскую массу, с которой можно делать всё, что угодно. Не так ли поступают «приходские» и сэр-магнаты когда устраивают бойни или кровавые развлечения? Во имя интеллекта, идеи, религии или собственного экономического благополучия элита начинает дурить людей, делать из них тупой скот, которым легче повелевать, с которым можно во имя выше пересиленного творят, что душе пожалеют. Механизмы государства становятся лишь обеспечением благ и неиссякаемым инструментом абсолютной власти «знати» над людьми. И всё издевательство над душами и телами преподносится как благо. — Конвунгар мрачно притих и через миг удручённо говорит. — А теперь вперёд. Ещё немного осталось.

Отряд покинул лабораторию и бросился дальше, так как времени становится всё меньше и меньше. За обиталищем «профессоров смерти», показалось совершенно иная реальность. Восемь человек выбежали в свободную и просторную залу окрашенную в тёмно-розовые тона, набитую дорогой мебелью и устланную синими коврами. Тут бродит множество людей в дорогих костюмах докризисного классического типа — пиджаки приталенные и туфли, сверкающие чистотой и отражающие в поверхности блики люстр. Женщины в вечерних платьях с фужерами шампанского наперевес

— Эй, что вам надо! — взбунтовался дорогой люд. — Проваливайте отсюда, чернь поганая, это место для высшего класса, а не для челяди!

— Пошли вон, пока мы охрану не позвали.

Ни Конвунгар, ни Данте, никто из отряда ничего не сказал. Они машинально вздёрнули оружие и молча, сжали курки, осиявши залу вспышками огня. Злоба и гнев, негодование и ярость, колом вставшие у сердца нашли свой выход в расправе над горстью людей, которые тут были. Кто-то пытался с криками бежать, но и его доставал свинец, навечно успокаивая. Секунда за секундной комната наполняется убиенными людьми, размалёвывая всё пятнами крови, пока тут не осталось никого из мнимых противников.

Коммандер ощущает себя ещё паршивей, как тогда когда он вместе с Андроном мстил за друга, а потом они напились в «Чёрном Коте». Всюду раскиданы трупы и возможно не высшей элиты, а мелких людей, но уже поздно что-то менять.

— Дальше куда? — вопрошает Данте. — Это тупик.

— Если уткнулся в стену, пробей её, — странно ответил Чжоу и подошёл к одной из тёмно-розовых стен, что-то на неё вешая. — Всем в укрытие!

Каждый залёг, кто куда мог — за диваны, за барную стойку, за кресла. Звук взрыв раздался на пару с треском скальной стены, которая исчезла в вихре пламени, усеяв своими осколками всё вокруг.

— Вперёд! вперёд! — командует Чжоу.

Данте ворвался первым и тут же ощутил сильный удар в живот, и нестерпимая боль пронеслась по всему организму, заставляя его пасть на колено. Над его головой раздался сухой треск и гвардеец завопил, когда его тронула энергия и смолк. Валерон тяжело поднялся, покачиваясь, открыв стрельбу, но сильная боль перекосила его, и всё пули летят как дождь, но вот стук в стволе ознаменовал пустоту обоймы, и парень, касаясь магазина, прячется за укрытие, откидывает, вставляет новую, передёргивает затвор и встаёт из-за торца стола, вновь стреляя.