Олег Евсюнин - Экспериментальный полет

— Пойдем и мы, — предложил седой, но в этот момент две тени скользнули среди отдыхавших…

Вытянутые, похожие на стрелу хищники в несколько огромных прыжков пересекли пространство, отделявшее их от иворков, и не останавливаясь атаковали первого же лежавшего поблизости. Нападение было столь стремительным, что не только спящие вокруг, но даже наблюдавшие за происходящим из звездолета тригорианцы не успели хоть как-то среагировать на агрессию. Все произошло практически мгновенно. Тело жертвы покрылось многочисленными рваными ранами, во все стороны полетели брызги крови. Учитывая, что каждый из вылетевших на плато зверей был как минимум раза в два больше объекта нападения, все, что мог предпринять иворк в данной ситуации, это просто кричать от боли.

И он кричал. Тригорианцы не включали звуковое сопровождение трансляции, но казалось, что этот истошный крик раздираемой на клочки жертвы доносится даже сюда, сквозь оболочку звездолета. Смотреть на это было реально страшно.

Лежавшие поблизости иворки проснулись. Не понимая, что происходит рядом, они сначала просто ошеломленно смотрели на это кровавое пиршество, но затем смысл того, чему они стали свидетелями, как-то разом овладел их сознанием, заставил замереть, а потом броситься врассыпную. Обычный животный ужас гнал иворков сильнее, чем если бы им приказали это сделать тригорианцы. Затаптывая споткнувшихся, прямо по телам упавших, с выражением ужаса на лице неслись спасавшиеся. Под час даже не отдавая себе отчет куда. Всеобщая паника.

Но было и несколько иных. Взяв в руки довольно увесистые палки, они наоборот пошли в наступление. Не в полный рост. Не грудью на амбразуру. Осторожно, стараясь подобраться к пирующим хищникам поближе и с наскока ударить их посильнее. У них не было шансов уничтожить противника или даже нанести ему хоть какой-то значительный вред, но все же отпугнуть нападавших они были в состоянии.

И им это удалось. Поначалу делавшие ленивые ответные выпады звери просто встали в стойку нападения, но из-за явного численного преимущества иворков были вынуждены ретироваться, правда, прихватив при этом и свою добычу. Но даже такое спокойное отступление хищников в данном случае можно было рассматривать как безусловную победу переселенцев.

— Но почему, почему… — даже когда все завершилось, молодой тригорианец никак не мог отойти от аффекта, вызванного увиденным. Его взгляд был прикован к тому ярко-красному пятну и дорожке из крови, которые остались на месте трагедии.

— Почему наши разведчики ничего не указали в своем отчете о наличии на планете фауны, способной стать опасностью для десанта? — сформулировал за него вопрос седой.

— Да.

— А они указали. И то, что мы сейчас видели — это еще не самое страшное, с чем предстоит столкнуться нашим иворкам. Тебя интересует, по какой причине мы не вмешались?

— Да.

— Все очень просто. Переселенцы должны сами найти способ выжить. Это один из основных тезисов.

— Но они же могут погибнуть.

— Могут. И более того, многие погибнут. Но многие останутся, дадут потомство, продолжат колонизацию. На этой планете имеется небольшой радиоактивный фон. А это является хорошим подспорьем для появления различного рода мутаций. Так что, в купе с малой продолжительностью жизни иворков, здесь мы имеем практически идеальные условия для Эксперимента.

— Это жестоко…

— Это всего лишь иворки. Сделаем еще. Зато в случае удачного завершения это будет практически неоспоримым подтверждением наиглавнейшей теории.

— Какой?

— Появления и развития нас как вида.

Седой тригорианец снисходительно глянул на своего юного оппонента. Залез к нему в голову. Там царил малолетний сумбур. Ничего. Со временем все уляжется.

— По периметру все спокойно, — возник голос оператора, следящего за развитием внешней обстановки.

— Вот и хорошо, время спать.

Паарах очень хорошо помнил чувства своего отца в тот момент. Смятение, непонятная тревога и неуверенность в том, что высокие заявленные цели оправдывают жестокость исполнения. Конечно, со временем все трансформировалось, ушло чувство какой-то непонятной вины и даже стыда, пришло осознание великой миссии, но те самые юношеские воспоминания, лишившие его тогда на несколько дней спокойного сна, так и остались неизменными.

А еще через несколько дней был дождь. Стихия новой планеты, установление контроля над которой также никак не входило в задачу тригорианцев, преподнесла его в виде отчаянного шквала, ломавшего деревья, и ливня, стеной заполонившего все видимое пространство. Такого мощного, что даже внутри корабля, несмотря на всю его совершенную изоляцию, каким-то шестым или десятым чувством можно было ощутить те ужасные раскаты грома, сопровождающие каждую новую вспышку молнии.