Денис Кащеев - Пятый курс

– Ясно, – кивнул Иван. Ряд уточняющих вопросов… А еще кто-то говорит, что это у нас на Земле – бюрократия! Вас бы, умников, на Зиту! Ладно, хоть «Победоносцы» выбил – и то хлеб!..

На главной площади лагеря, зажатой между громадой криск-зала, учебным корпусом, знаменитым своей кургузой башенкой с золоченым квадратным циферблатом местного хронометра, черным куполом служб космодрома и административным зданием, из которого только что и вышел Иван, Голицын, к немалому собственному неудовольствию, едва не налетел на Ольгу и Нику. Девчонки-второкурсницы, тоже, по-видимому, не ожидавшие его внезапного появления, смущенно захихикали. В другой раз это наверняка вывело бы Ивана из себя, но сейчас, когда в ангаре его ждали шесть новеньких, готовых к погрузке «Победоносцев», он лишь метнул в сторону легкомысленных курсанток сердитый взгляд (в ответ те вновь самым бесцеремонным образом прыснули, уткнув лица в ладони) и, мысленно пожелав обеим хохотушкам скорой встречи со схаргами, деловито пересек семиугольник площади.

В последние дни Ольга и Ника словно сговорились окончательно довести Голицына до белого каления. Куда бы он ни направился, неизменно натыкался на неразлучную парочку соотечественниц, каждый раз вызывая у тех, особенно у щуплой брюнетки Ники, приступ безудержного веселья. Что там принято говорить про смех без причины? Вот то-то же! Впрочем, даже хуже, если причина наоборот, имела место быть. Как подозревал курсант, смеялись над ним, Иваном.

Так уж вышло, что именно он, Голицын, выбрал этих двоих для командировки на Зиту. Сообщив Ивану о предстоящей миссии – получить технику и оборудование для противодействия ожидаемому Вторжению схаргов – нард-кор Нивг велел курсанту подобрать себе пару помощников – не старше, чем со второго курса. Ясно было, что от зеленых первокурсников пользы не будет вообще никакой, но и состав второго курса был для Голицына, проведшего весь прошлый год вдали от Школы, племенем младым и незнакомым. Не долго думая, Иван взял список российской делегации и отметил двоих первых по счету. На верхней строчке значилась Арбатова Ольга, на второй – Доренко Никита. Девушка и парень, очень удачно. Ну кто, скажите на милость, мог предположить, что означенный Доренко окажется вовсе не Никитой, а Никитой! Не иначе, родители бедной девочки в юности пересмотрели западных боевиков! Это ж надо быть так на всю голову больными, чтобы выбрать для дочери этакое имечко?!

Осознав свою нелепую ошибку, Голицын попытался было отыграть назад, но Нивг, лично возглавлявший делегацию на Зиту, заявил, что, мол, поздно, что он уже внес обеих курсанток в какой-то там не подлежащий изменению список и что раньше надо было думать. Легко сказать: раньше! В общем, отлет Ивана с Луны, где на спешно модернизируемой международной базе в этом году должна была располагаться Школа, прошел под аккомпанемент многочисленных шуточек большей или меньшей степени пошлости, причем в числе остряков-самоучек отметились даже Глеб, Маленький и Лерка. Неудивительно, что Голицын невзлюбил Нику – так, оказывается, все нормальные люди звали Никиту – еще с Солнечной системы.

Неадекватное, по мнению Ивана, поведение девушки, лишь добавило масла в огонь. Здесь, впрочем, у курсантки имелось какое-никакое оправдание: делать второкурсницам на Зите оказалось абсолютно нечего. Если Голицын хоть как-то был занят составлением многочисленных запросов, подтверждений и согласований – и то большую часть времени занимало тупое ожидание: либо Нивга, полномочного авторизировать документ, либо ответа кого-то из Инструкторов лагеря – то загрузить «помощниц» оказалось совершенно нечем. Вот они и болтались бесцельно по пустому (все остальные-то – при деле) лагерю, то и дело неосторожно попадаясь Голицыну на глаза.

Впрочем, имелось еще одно обстоятельство, в наличии которого, впрочем, Иван едва ли был готов откровенно признаться даже самому себе. Внешне худенькая, черноволосая Ника Доренко до щемящей боли напоминала ему… Рут Андерсон. Нет, конечно, она не была ее точной копией, поставь девушек рядом – спутать будут невозможно (вот только и поставить рядом уже не получится…), но что-то в чертах лица, в фигуре, в поведении – кроме этого нелепого хихиканья, разумеется – что-то всякий раз будило в памяти Голицына образ Рут. Его Рут… Это было просто невыносимо.

– Разрешите, анш Иван?

Голицын поднял голову: снова они. И снова у обеих улыбки до ушей. Сколько можно?!