Артур Прядильщик: Славься, Кей! (СИ)

Разноцветные пятна, путающиеся мысли — сознание отказывалось сосредотачиваться на происходящем. В ушах ревела кровь. И, хотя расшифровка звука поступала в мозг не через уши, а через нейрошунт, сквозь этот рев крови с трудом пробивались голосовые сообщения интеллект-систем корабля и крики диспетчера станции. Внутренности скручивало в животе, будто они уже оторвались и сейчас вращались по инерции, как чай в кружке после размешивания.

Маркер катастрофически близкой планеты, центральная звезда этой системы, остальные звезды, маркер орбитальной станции и четыре маркера аварийных кораблей-роботов, на полной скорости несущихся сейчас к нему, но все еще находящихся где-то в середине пути. Все это сейчас резво проворачивались перед экранами грузовика огромным колесом — тяжеловоз крутился в пространстве совершенно неприличным образом для воспитанного космического корабля.

Четыре минуты назад какой-то урод на юркой яхте выскочил всего в сорока километрах от грузовика. Полыхнули оранжевыми зарницами транспаранты-предупреждения. Искин, взвыв женским голосом, мгновенно дорисовал симуляцию практически столкновения двух космических кораблей, только что перешедших в нормальную метрику. Но было уже слишком поздно. Как обычно.

Одно утешало — уроду досталось "на орехи" куда сильнее: небольшая гоночная яхта вошла в остаточное поле измененных метрик трехмегатонной махины рудовоза, только-только оказавшегося в нормальном пространстве. Три с половиной миллиона тонн покоя! С измененными метриками только что завершившегося гиперперехода! А учитывая, что урод и сам был только-только "оттуда" — получилось совсем весело.

Поля с разными метриками сцепились и очень тепло поздоровались — пространство дрогнуло и исказилось в объеме, отдаленно напоминающем огромную хитровыкрученную рюмку без ножки. Рюмка из мягкого желе диаметром полсотни километров. Во всяком случае, пространство внутри "рюмки" дрожало очень похоже. Почему "рюмка"? Вопрос к топологам, изучающим старшие метрики.

Спустя мгновение грузовик крутился юлой уже в половине гигаметра от точки столкновения, а яхта, тоже кувыркаясь, медленно летела куда-то прочь и от места аварии, и от планеты. В отличие от грузовика, несущегося в противоположную строну. Грузовик летел точнехонько к планете. И к орбитальной станции на ее орбите.

— Сука! — Кричал он сразу после "столкновения", не слыша собственного голоса. — Первая моя разгрузка! Первая разгрузка! И так мне все обосрать! Выживешь — сам тебя прибью, сука!

Думал, что кричал. На самом деле — сипло хрипел, с трудом шевеля губами. Но системам корабля это было неважно — они исправно записывали все, что происходило на мостике.

Голос диспетчера станции пробился сквозь грохот в ушах. В женском голосе чувствовалась паника. Чистая и неподдельная. И было от чего паниковать — ИС станции уже построил траекторию движения грузовика. Получалось… очень грустно.

— Борт Лиош-9511, немедленно измените курс! Вы идете прямо на нас! Девяносто пять — одиннадцать! Дайте доступ для внешнего управления! Стандартная сигнатура из вашего профиля не проходит!

Он не ответил. Во-первых, это в исключительной компетенции капитана, во-вторых, у практиканта нет ни доступа к управлению, ни капитанского мастер-пароля — он практикант, существо бесправное и бесполезное — иногда дают за управление подержаться под надзором взрослых и все.

Зато он оценил переданную со станции симуляцию траектории. Траектория неуправляемого движения рудовоза вела точно в центр комплекса складов хранения топлива для маневровых двигателей — было от чего паниковать диспетчеру станции. Если произойдет столкновение и реакция топлива, от станции не останется даже обломков. Одна пыль. Космическая.

— Да ты у нас просто снайпер, подружка! — Тихо прошептал он.

Состояние было, как у пьяного. А что у трезвого на уме, то… Наверняка, это системы скафандра впрыснули какой-нибудь препарат, наконец-то проанализировав плачевное состояние человеческого организма, пережеванного разнонаправленными перегрузками в момент столкновения и выплюнотого. Грохот крови в ушах стих. Это уже был не грохот, а шум. Перед взором тоже прояснилось. Не до конца, но уже что-то.