– Ну почему? Почему вам все надо перевернуть с ног на голову? Я говорю о совсем простой схеме: все добровольно, юношей исследуем аккуратно, без изоляции. Положим начало такой практике по всей стране и за рубежом. Все учтиво и постепенно.
– Прекратите, – спокойно сказал завкафедрой, – у меня от вас голова разболелась. Как видите, эта идея не получила поддержки, и сейчас мы собрались по другому поводу!
– Подождите, – Проценко положил руку на стол ребром, как будто отделял видимое и невидимое. – Доктор Пинчук еще не сказал своего слова.
Пинчук кашлянул и, как всегда, проявил мастерство увиливания от прямого ответа:
– По-моему, по этому особенному поводу надо собраться отдельно, когда нас не будут ожидать неотложные дела, – Проценко хлопнул ладонью по столу, пожал плечами, скорчил физиономию непонимания, даже очки слетели. Чтобы прекратить это одним махом, завкафедрой спокойно встал, открыл стеклянный шкафчик со шприцами-пистолетами, взял один и начал заряжать бутылочкой с лекарством.
– Предлагаю на сегодня закончить. А на будущее хочу заявить о выходе из этой комиссии. Я действительно хочу делать, – он сделал ударение на слове «делать» – дело, но меня не устраивают наши собрания. Еще немного, и мы сами превратимся в идиотов.
А Пинчук подумал: «Хорошо, что нас проверяют на идиотизм свои…»
Все собравшиеся восприняли озвученную новость молча, тревожно.
Кридиба обрадовался, ведь нет ничего лучшего, чем видеть, как коллега ошибается. Теперь, считал он, завкафедрой встает на другую сторону, можно будет крикнуть «Ату его!» – и он покойник. У Проценко заныло в груди. Он прекрасно понял, что молодежь его съест. Но он тоже молча заряжал шприц-пистолет. Была еще надежда уговорить завкафедрой остаться.
Пинчук, как автомат заряжал свой пистолет. Знал, что ему ничего не угрожает. Он ни впереди, ни сзади, и эти гонки его не касаются; Казанпуп призадумался о развале системы. Это означает ввод в комиссию кого-то нового. Кто знает, что это может значить для порядка? Порядок должен быть любой ценой.
Все зарядили свои пистолеты-шприцы и вышли в длинный стерильный коридор, покрытый глянцевыми поверхностями, так что на потолке отображались все, кто шел по полу. Дошли до комнаты № 8, Пинчук открыл ключом двери, все вошли.
За маленьким столом сидел мужчина в пижаме. Он писал дежурную жалобу и, по всему видать, был очень собой доволен. Мигом за врачами зашли двое санитаров, выхватили мужчину из-за стола, бросили на койку, привязали ремнями. Завкафедрой монотонным тоном произнес обычную в этом случае речь:
– Приблудько Василий Петрович, вы необратимо заражены идиотизмом. Поскольку лечение не дало никаких результатов, а ваши права и свободы угрожают заражением невинных людей, с целью предотвращения распространения идиотизма предоставленным нам медициной правом консилиум постановил: лишить вас всех прав и свобод единственным гуманным способом – смертной казнью!
– Вы не закроете всем рты! Нас много! Всех не расстреляете! И за вами придут! – верещал Приблудько, выпучивая глаза, как будто пытался самими глазными яблоками проклинать и пророчить. Врачи собрались над больным, приставили пистолеты-шприцы к груди Приблудько, и вдруг из-за спин «расстрельной команды в белых халатах» раздался молодой голос:
– Остановитесь!
Все обернулись. В пороге комнаты стоял молодой парень лет шестнадцати, за ним – люди в форме исполнителей судебной медицины. Мужчины в форме немедленно схватили всех пятерых врачей, обезоружили и повели обратно к кабинету, где только что был спор по поводу Приблудько. Врачей посадили на стулья в ряд, и у каждого за спиной стоял исполнитель в форме. Молодой парнишка, приказы которого и выполняли исполнители, сел решительно в кресло завкафедрой, раскрыл перед собой папку с документами, сложил пальцы рук в замок у подбородка и молча осмотрел всех собравшихся:
– Господа, – вдруг, будто проснулся, воскликнул он, – постановлением министерства здравоохранения, от 8.08.12-го, номер 569/4, ваша комиссия и все принятые вами решения признаются незаконными!
– На каких основаниях? – поинтересовался Казанпуп.
– На основании новых научных данных, доказанных практическими опытами кандидата медицинских наук профессора Рогозы, свидетельствующих об абсолютной неверности выводов, основанных на шкале Ницше.
– А кто этот профессор Рогоза? Где и когда он защищался?
– Профессор Рогоза – это я. Я защитился экстерном.
Читать дальше