Роман Злотников - Пришельцы. Земля завоеванная (сборник)

Маргарита покачала головой, но ничего на этот счет не сказала.

– Ладно, сосед, иди домой.

– Тебе печку менять пора, – важно сказал Гриша, чтобы хозяйка поняла, что он тут не дурака валял, а делом был занят. – Я поглядел: насквозь прогорела.

– Знаю я. Или уж.

Она посторонилась, выпуская Гришку, а следом за ним и сама вышла из бани.

Маргарита, зная, что внук в деревенскую баню идет впервые, одним напутствием не обошлась – ей хватило колодца, чтобы понять, что только на слова рассчитывать не надо. Она проводила Борю по тропке до оврага, вместе с ним зашла в темную жаркую избушку, показала, как запереть щеколду на двери, как замотать ее проволокой.

– Можно, конечно, не закрываться, – сказала она. – Но у нас как-то воришка повадился украшения и одежду таскать, пока люди мылись. Так что ты лучше запрись от греха подальше. Воришку-то мы так и не поймали.

Она, не раздеваясь, объяснила, как похлестывать себя веником, выгоняя хворь из натруженных костей и мышц. Добавила, что на полке надо обязательно пропотеть, перетерпеть жар, зато потом, когда на вольный воздух выйдешь, будто заново родишься.

– Там в ковшике я кваску оставила, найдешь. Он пахучий такой – ни с чем не спутаешь. Ядреный, но ты его не пей. Ты его на печку плесни перед тем, как париться будешь, – аромат волшебный пойдет, и воздух целебным станет.

Уходила она неохотно, словно чувствовала, что забыла сказать еще что-то важное, и не могла вспомнить, что именно. Он закрыл за ней дверь, задвинул щеколду, закрутил проволокой – чтоб не отпала и чтобы вор не залез. Потом разделся, с интересом оглядывая свое щуплое смешное тело, отражающееся в мутном облезлом зеркале, приставленном к одной из бревенчатых стен. Окошко в предбаннике было маленькое, оно располагалось у самого пола, и света от него почти не было. Но бабушка предусмотрительно зажгла керосиновую лампу, поставила ее на лавку, где Боря бросил одежду.

В жаркую моечную он зашел, затаив дыхание. Постоял, привыкая, оглядываясь. Забрался на высокую полку, полежал там, потея, отдуваясь. Потом спустился, взял веник из таза, попробовал хлестнуть по ноге – это оказалось совсем не больно. Впрочем, и обещанного удовольствия он тоже не испытал.

Может, все дело в квасе?

Борис взял ковш, понюхал жидкость – у нее, действительно, был сильный запах – ни с чем не спутаешь. И, сделав шаг к раскаленному печному боку, он с силой выплеснул на него содержимое ковша.

Пламя взметнулось до потолка, фыркнуло и опало, растеклось по полу. Борис закричал тонко, скорчился, пытаясь руками стряхнуть с ног и тела жгучий огонь. Сухие стены вспыхнули почти сразу, словно были пропитаны чем-то горючим. Голый Борис, продолжая кричать, вывалился в предбанник, ударил плечом во входную дверь. Она была заперта – он сам ее старательно запер.

Борис начал раскручивать проволоку на щеколде, но она ломалась. Едкий дым быстро наполнял тесное помещение. Борис закашлялся, бросился к низкому оконцу, выбил стекло, порезав кулак.

– На помощь! – заорал он, стоя на коленях. – Помогите!

Его не слышали. Он понял, что попусту теряет время, и вскочил, задев лавку, опрокинув керосиновую лампу. Она разбилась, развалилась на части. Маслянистая жидкость, пахнущая точно как квас в ковшике, растеклась по полу, вспыхнула. Борис, кашляя, задыхаясь, всем телом налетел на дверь. Меняющимися пальцами сорвал последние проволочные витки. Но щеколда не поддавалась. Что-то с ней было не так.

Он повернулся, увидел себя в мутном зеркале – уже другого, не смешного и тщедушного, а настоящего – подтянутого, с плоским животом, с кожистым наличником, с острыми церками.

Он понял, что сейчас умрет, и застрекотал.

На пожар сбежалась вся деревня. Саня Малышев и Тимофей Карасин таскали воду из пруда, заливали крышу, Максим Колтырин размахивал совковой лопатой, пытался песком сбить огонь со стен, баба Нюша причитала, Маргарита Василькова охала, держась за сердце, а пьяненький Гриша, отворачивая лицо от пламени, рубил заклинившую дубовую дверь топором и ругался.

Они отступили, когда огонь проел крышу и поднялся вровень с осиной, растущей на краю оврага.

– Спаси господь его душу, – сказала баба Нюша, как-то разом успокоившись. Она перекрестилась, жалостливо поглядела на Маргариту, покачала головой…

Догорела баня только утром.

Прибывшая комиссия осмотрела еще горячее пожарище. Служители в оранжевых комбинезонах вынесли обугленные останки Бори, завернули их в серебристую ткань, перевязали алой лентой, погрузили на самоходную платформу, парящую в метре от земли. Два инспектора в белом прошли по всей деревне от дома к дому, опросили жителей. Больше всего времени они провели у Маргариты Васильковой и у Гриши Ерохина, восстанавливая картину происшествия, записывая показания на какой-то прибор, похожий на живого таракана. Собравшись уходить, велели хозяйке сложить все вещи погибшего внука – за ними скоро должен был прибыть представитель туристической конторы, организовавшей отдых Бориса.