Николай Игнатов - С М С

И он прибыл. Его стратегия вновь оказалась гениальной и коварной. Он, обратившись в некий квантовый сигнал, сумел проникнуть в информационную сеть, пронизывающую Мир П. Эта сеть связывает каждого индивида с остальными в целом и с некоторыми в отдельности с помощью индивидуальных нестационарных приборов. Эти приборы выступают в роли идентификаторов, средств приема-передачи информации и, по сути, представляют собой некие звенья той цепи, что намертво связала их всех воедино. Стоило Норагу внедриться в сеть, сообщество Мира П раскололось бесповоротно.

Ему удалось безошибочно распознать все генотипы и глубинные поведенческие детерминанты жителей. Определив, каким образом настроить представителей разных генотипов друг против друга, он начал, используя их же индивидуальные приборы, внушать им неисчерпаемую ненависть к сородичам; ненависть по любому поводу. Проникнув в глубины памяти несчастных, он внедрил туда фальшивую древнюю вражду между ними, якобы зиждущуюся на религиозных противоречиях. Одна часть аборигенов, по задумке Норага, верила в приход извне некоего высшего создания, спасителя, что отвернёт цивилизацию от пропасти. Другая, большая по численности, но слабейшая по генотипу часть, яростно воспротивилась всякому спасению. Нораг так глубоко внедрил эту ложь в память жителей Мира П, так укоренил её, что ненависть и противоречия тут же переросли в войну. Войну на полное уничтожение. Разумные существа этого мира забыли обо всех актуальных и прошлых разногласиях, теперь их конфронтация или сплоченность опирались лишь на фундамент внедрённой Норагом ложной парадигмы. И никогда ещё доныне, ни в одном из старых конфликтов, коих в этом мире было множество, жители Мира П не прибегали к столь безграничной жестокости и изощренности в уничтожении друг друга. Вслед за войной последовали голод, эпидемии и мор, окончательно добившие последнюю надежду на выживание цивилизации.

Нораг убыл. Прибыли мы, став свидетелями катастрофы. И почти сразу получили новые сигнатуры свободной Сингулярности из другого, отдаленного мира, тоже находящегося на крайнем витке спиралевидной Галактики.

Мир П спасать было поздно. И мы оставили его.

4/М

Прибай распустил помощников и охрану по юртам, дел на сегодня больше не предвиделось. Сонливость и скука вновь напали на Мелая. Домой ему не хотелось, и он медленно и лениво побрёл по лагерю, в надежде наткнуться на что-нибудь интересное. А интересно ему было почти всё, ведь в Общине он был всего пару месяцев. Да, впрочем, он и помнил-то себя столько же; шрам на затылке до сих пор изредка ноет, напоминая о полученной травме. Кто его ударил, или обо что он ударился сам – было неизвестно, но память ему отшибло начисто. Многие в Общине и сейчас в такое не верят – «как мол так, жил-жил, а тут тюк по голове и ничего не помнишь! Как и не жил вовсе. Брехня!».

Однако, это было правдой, Мелай ничего не мог вспомнить до того момента, как его нашли охотники под деревьями у обломков небольшой скалы. Они же и привезли его, обессиленного, в Общину, где после недолгих расспросов было установлено, что он никакой не Порватский лазутчик, и вообще, вроде парень хороший, знает язык человеческий, язв и проказ на теле не имеет. Стало быть, нужно собрать Курултай, да принять его в Общину, раз он сам не против. А кто он и откуда, и какого роду-племени – это уж как-нибудь да вспомнит потом. Так и порешили. Имя ему дал один из Старейшин, Инфляй, который и стал ему названным отцом. Сын Инфляя погиб несколько лет назад и Мелая он назвал в его честь.

Все эти воспоминания беспрестанно водили хоровод в его ушибленной голове. Видимо оттого происходило это, что самих воспоминаний было ничтожно мало. Вот и сейчас брёл он мимо центрального прогона лагеря, погруженный в себя и безучастно разглядывал торговые и постоялые юрты с цветными кошмами, где хоровод его вдруг разлетелся от громких криков.

«…спасения нет! Бурханы не спасут нас! Тарелки близко! Спасения нет! Подайте Мирового Спасения ради!…», – хриплым голосом кричал со слабым акцентом юродивый, стоявший прямо в центре прогона, опёршись на посох. Он был весь седой и заросший, вместо одежды на нём была изорванная попона, в которую он закутался, несмотря на теплую погоду. Под босыми ногами нищего лежала большая глиняная тарелка для милостыни, в которой было лишь несколько орехов, да небольшой кусок вяленого мяса.

Мелай остановился послушать крикуна, раньше он его не встречал в лагере.