Николай Игнатов - БРИГ

Сейчас Ирату Боа, старому и матёрому звёздному боцману, и только с недавних пор старшему помощнику, сильнее всего грезились две вещи.

1) Вот бы какой-нибудь вшивый головастик на ближайшей стоянке в порту взял да и перепрошил мозги БРИГа, дабы подтвердить готовность к выходу на старт мог не только капитан, а еще хоть кто-нибудь. Пусть даже подтверждает один из тупых работяг-андройдов, чтобы ему, старпому, не приходилось бы вот так бегать через весь корабль;

2) Он с непередаваемым наслаждением душит своими сухими закостенелыми пальцами этого старого урода. Душит медленно, деловито. Потом отправляет тело через шлюзовую камеру за борт, а остальным сообщает о внезапном суициде сбрендившего пьянства капитана.

На обветренном суровом лице Ирату даже начало проявляться некое подобие кривой улыбки от этой второй грёзы, как вдруг все его ментальные витражи разлетелись на осколки от хриплого голоса капитана Ридена.

Он буднично осведомился у своего старпома о цели его визита. Ирату, в своей манере, грубым голосом доложил, что, собственно, явился он вовсе не подышать чужим перегаром, а чтобы сообщить о необходимости срочно подтвердить запрос корабля на выход к старту транслокации . Узел давно в пределах досягаемости тетивы . На резонный, хоть и заданный некстати, вопрос капитана – что вообще за дебил заблокировал связь с ним, им был получен ответ, что этим дебилом он сам и является. И понятно – кто же еще может отключить связь с мостиком, кроме капитана?!

Взявшись левой рукой за коллапсирующую голову, Риден выдохнул и разблокировал главный интерфейс на приборной панели. В глаза ударил беспощадно доминирующий красный: десятки уведомлений о запросах на подтверждение и несколько пропущенных сеансов связи. Капитан не глядя ввел пароль и быстро подтвердил выход на старт. В целом ситуация была разрешена и старпом тут же удалился к себе.

С большим облегчением Риден позакрывал все окна с красными уведомлениями на экране и, едва погрузившись в рефлексию, навеянную провалами в памяти о вчерашней пьянке, весь обратился в страдание. Он не думал ни о том, как ночью раздавал всем виски за свой счет в виртуальном ночном клубе, прямо здесь, на мостике, ни о том, как устраивал кастинг проституткам, ни даже о том, что где-то на корабле есть сан блок, в котором можно разжиться таблеточкой, что в одно мгновение снимет похмелье.

Вообще, справедливости ради, следует заметить, что последние годы он пил не так уж часто. Можно даже сказать пил редко и немного, но минувшей ночью явно перебрал. Но тут был повод. Вчера была очередная годовщина его второго рождения. Годовщина событий у гипертоннеля Нускам , « У’табской катастрофы», которой он был свидетелем.

Там Гравис Риден чудом не погиб по нелепой случайности. Он тогда был еще салагой, молоденьким матросом охранного взвода на научном судне, на том самом, что пристыковалось к бублику и которое было разрушено, когда он вдруг завертелся. Все тогда на корабле погибли. Все, кроме него. Долгие годы потом он старательно и в целом безуспешно стирал из памяти подробности своего спасения, в качестве основного средства забывания используя алкоголь. В конце концов, когда стало ясно, что память не сдастся, капитан Риден сдался сам, найдя в себе силы установить с собой же некий компромисс – он все это помнит, но только в день годовщины. Да, пусть в этот день воспоминания мучают его страхом перед непостижимостью тех событий, пусть он терзается бледными остатками угрызений совести, но только в этот день, лишь раз в году.

То, что случилось с молодым матросом Риденом тогда, и впрямь было непостижимо. Точную картину и хронологию сейчас можно установить едва ли, но, опираясь, опять же, на память капитана, можно составить некое, местами даже точное, представление о тех событиях « У’табской катастрофы», в которых он принял непосредственное участие.

Он стоял на вахте, обеспечивая охрану шлюзового отсека. Их корабль вот уже вторые корабельные сутки был пришвартован к Нускаму магнитными якорями и жесткой сцепкой. Ученые суетились за бортом, стараясь взять пробы, измерить какие-то параметры, словом занимались своей скучной тягомотиной. Матросы охранения, как могли, убивали время, отсчитывая минуты от вахты до вахты.

Насмотревшись вдоволь через прозрачные стены на уходящие вверх и вниз гигантские обводы бублика, и даже утомившись уже от всяких впечатлений за предыдущую вахту, матрос Риден задремал. Прямо так, стоя, чуть опершись спиной о стену. Как и многие матросы, он умел на посту впадать в пограничное состояние между сном и бодрствованием; и вроде не совсем спит, и не очень-то чтобы бодрствует. В этот же раз, видимо, он на этой границе заступил на сторону сна чуть больше.