Николай Захаров - Авантюристы. Книга 6

– А вот так. Когда рисовал нас, еще сам он про это не знал, мерзавец.

– Дак, что же вы с ним сделали?

– Заплатили сколько положено, да и пошли своей дорогой.

– И он на вас не напал?– Аннушка кинулась к Сергею и обняв, погладила по голове.

– Я же говорю, что он еще сам про то, что станет людоедом не знал. Так что не напал. На Верку напал. Хочешь фильм посмотреть?

– С людоедом?

– Да. Когда он на Верку накинулся, она его слегка копытом лягнула пару раз.

– А ты где был в это время?– Аннушка взглянула на мужа искоса.

– На Верке сидел.

– Так это он, значит, на тебя набросился,– догадалась Аннушка.

– На меня, но Михаил запретил его трогать, убедил, что если что-то с этим подонком случится, то как бы хуже не стало. «Этого»,– говорит,– «Мы уже знаем и на что способен и как поступал, а кто же его знает, кто вместо него придет»,– Так что Верка его пару раз пнула, он и улетел на… В общем, легонько она его зацепила и совсем не больно. Жив остался мерзавец.

– Сколько же он людей съел?– спросила Аннушка.

– Миллионов пятьдесят,– вздохнул Сергей.– Гитлер это.

– Ах, вот ты о ком,– поняла наконец-то Аннушка.– А мог бы жизнь прожить и картинки писать.

– Мог бы, но не захотел. Полез в политику, когда нужно было выбирать, то людоед победил, в душе, художника. Значит, слабенький был художник. Он, правда, всю жизнь «елозил» чем-нибудь по бумаге и холсту. Рисование стало увлечением. Людоед отдыхал от основных занятий, занимаясь второстепенным. Нам еще с ним, очевидно, встретиться придется. СТН-то у него пока.

– О, Господи. Беда-то какая,– испугалась Аннушка.– Он ведь, Гитлер этот, с этим аппаратиком и вовсе лиходей страшный.

– А Михаил говорит,– «Не убий». Может не слушать его и прибить все же, как бешеную собаку? Как ты думаешь?

– Я думаю, что прав Михайло-то. На все воля Божья и не нам решать кому жить, а кому нет. Заповедь сия на всех распространена и на людоедов, Сергунь, тоже. Коль Господь попустил ему над народом германским править, значит, другого не нашел им, по грехам народа этого. А германцев на Россию повел этот людоедище, тоже не просто по дурости своей, а опять же по грехам нашим наказать. Бич он в руках Божьих.

– Бич? Да уж!

Москва 1808-го года жила слухами о происходящих в Европе катаклизмах и сплетнями о придворной жизни в Санкт-Петербурге. Россия, подписавшая унизительный мир с Наполеоновской Францией, по команде из Парижа, влезла в войну со Швецией и вяло вела ее, будто хотела показать всему миру, свою немощь. Однако шведы, судя по результатам «товарищеской встречи», воевать и вовсе не желали и война закончилась в следующем году подписанием мирного договора, по которому России отходила Финляндия. Позор Аустерлица висел над Россией, как дамоклов меч. Бонапарт же, разогнав очередную /третью/ коалицию союзников, прибрал к рукам всю Европу и рассаживал на троны своих родственников. Братьев, племянников и пасынков.

Михайло Илларионович Кутузов, командовавший союзными войсками под городком Славков-у-Брна и имевший под рукой 200-тысяч человек, чуть не попав в плен, преследующей его 75-ти тысячной армией Бонапарта, был в опале и разводил свиней в одной из своих усадеб, названных им Райгородок. С сельским хозяйством Михайле Илларионовичу не везло. В течение двух лет Райгородок дважды выгорал дотла. Загадка этих пожаров кроется скорее всего в том, что это местечко под Вильно, насчитывающее не более 3-х тысяч душ, имело три десятка трактиров.

Торговый Дом «Руковишников и К», не афишируя свое участие, проводил широкое финансирование ЦПШ -/Церковно-приходских школ/. Федор Леонидович, загоревшийся всеобщим начальным образованием, взвалил на свои плечи этот труд и мотался по городам и весям России с мешками ассигнаций, заглядывая в Москву на недельку в полгода раз. Приходские священники, получившие неожиданную субсидию от частного лица, в большинстве своем брались за дело с энтузиазмом и получив необходимые средства на год вперед, в дальнейшем сами заявлялись в столицу, где их ждали кассиры Торгового Дома. Кроме финансирования Торговый Дом обеспечивал патронируемые им народные школы всем необходимым для обучения детишек. Тетради, чернила и прочая мелочь выдавалась им безвозмездно в достаточных количествах. Начали печатать первые собственные учебники, сразу же нарвавшись на систему цензуры. Министерство Просвещения потребовало согласовать с ними содержание и год не могло утвердить, засунув в «долгий ящик». И пока чиновники министерства, озабоченные лояльностью содержания учебников, изыскивали время на их просмотр, Торговый Дом печатал уже десятую тысячу, рассылая их по «своим» школам.