Дика это трущобное крючкотворство позабавило, но он ничего не сказал. Вся компания, в том числе и Данг, казалась ему слишком детишками, чтобы воспринимать их всерьез. Будучи ровесником двум старшим из них, он казался себе рядом с ними зрелым мужчиной. В приюте у него было похожее ощущение — что он намного, на десятки лет старше — хотя ему было всего лишь одиннадцать-двенадцать. Возможно, это объяснялось тем, что у него единственного была в жизни какая-то цель и какие-то долгосрочные планы. В этом маленькие бродяжки были похожи, что в Империи, что на Картаго — каждый из них жил как мотылек, не загадывая не то что на год вперед — порой даже и на сегодняшний вечер. У Дика, чье будущее измерялось в лучшем случае месяцами, оно все же было. Он планировал, обдумывал, выстраивал это будущее. У этих мальчиков, которым не угрожала скорая и верная смерть, настроение было — день прожили, и ладно. Даже старшие, Данг и Элал, не думали наперед, что будет, когда один поступит в армию, а другой в банду — как будто их жизнь на этом заканчивалась.
Дик работал на Даллана и все лучше узнавал Пещеры Диса и их обитателей, как людей, так и гемов. Даллан часто посылал его принимать и относить заказы, купить ту или иную запчасть или продать восстановленный аппарат. Не то чтобы он не справилялся со всем этим сам — но он кошмарно стыдился своего увечия и выбираться из своей скорлупы (а мастерская для него стала чем-то вроде раковины для моллюска) старался как можно реже. Сначала он не доверял Дику денежных дел — паренек только принимал заказы и выполнял самую несложную, черновую работу. Но через несколько дней Даллан убедился в полной честности подмастерья и начал возлагать на него материальную ответственность.
У Даллана был отвратительный характер, как и предупреждал господин Исия — но Дик уже имел дело с угрюмыми калеками, такими как Вальдер, и владел искусством не подворачиваться под руку. Даллан порой орал на него, обзывал безруким слепым ублюдком, если Дик не мог сразу найти нужную вещь или ленивым скотом, если Дик ходил по его поручениям дольше, чем он рассчитывал; порой он даже швырял в юношу разные предметы — но тот реагировал спокойно, и спокойствие брало свое. Даллан остывал, и говорил что-то вроде: «Иди сегодня» — что означало «Можешь сегодня уйти пораньше» или двигал по стойке в сторону Дика горсточку монет — «на сахар». Это было вместо просьбы о прощении — как подозревал Дик, просить прощения нормальным способом Даллан не умел совсем.
Десять часов уходило на работу, восемь-девять — на сон, а остальное время Дик искал контактов с гемами. Он познакомился с докерами и ремонтниками, сходил в бараки аграрных рабочих и узнал «своего Мартина», заглядывал к уборщикам. Он говорил то, что считал должным говорить — а еще он слушал. И людей, и гемов. Обитатели пещер Диса любили поболтать, а Дик был без подобострастия учтив и внимателен. По совету господина Исии он носил темный визор — но и с этим визором он успел примелькаться: «А вот и Ран, мальчишка Даллана».
Дик приспособил себе в помощники и нелюдимого Куна — свалки, где можно было найти нужную деталь, он знал гораздо лучше, но когда ходил в одиночку, его могли ограбить и поколотить, а Дика боялись, потому что уже знали как победителя троих из банды Черепов. Именно нелюдимый Кун как раз и обеспечил Дику возможность съездить на полдня и вечер в детский комбинат к Марии.
Случилось это незадолго до «исторической» драки двух самых крупных объединений подростковых банд — «космоходов» и «планетников». Рэй как раз вернулся из Северо-западного сектора пещер и принес горестную весть:
— Сэнтио-сама, вам все-таки придется ехать. Маленький Марк умер. Мария очень хочет видеть вас.
Дик отпросился у Даллана на оставшиеся полдня, пообещав привезти еще деталей на продажу, и Даллан проворчал:
— Иди, дармоед.
Дик отправил Рэя и Динго спать в берлогу, а сам поехал в северо-западный сектор общественной подземкой. Один из первых своих заработков он истратил на сильно подержанный блок памяти и карту Пещер, так что теперь знал, куда ему двигаться. Он вздремнул в вагоне и вышел на конечной остановке, разбуженный контролером. По незнакомым улицам он добрался до квартала гемов и спустился на нижние уровни, чтобы попасть в детский комбинат с черного хода.
— Ах, тэнконин-сама [54]! — радостно запела Антония, увидев его в смотровое окошко. — Мы знали, что вы вернетесь!
Мария тоже обрадовалась ему — но почти сразу же расплакалась.
Читать дальше