Марина Ульянова - Времена

Слышался топот космического роботоранспортёра. Кто-то громко кричал по рации «Солнцев! Князев! Где вас, чёрт побери, носит!» Не носило, лежало. Их «лежало» на мягком песке, пробегающем по белоснежным скафандрам. Сыпалось море в их руках. Солнцев улыбался. Рождённый со звёздной фамилией, он не имел права быть кем-то ещё, кроме покорителя космоса. Да и не хотел иметь такое право. Только представь – ты стоишь в нескольких годах от Земли, вдыхаешь воздух, накалённый звёздным светом, пока ещё, конечно, через маленькую щель – учёные не успели выяснить, как он влияет на до безумия хрупкий человеческий организм, украдкой хватаешь его носом. Лучше украдкой дышать, чем украдкой жить.

Там, на Земле, что-то вечно шло не так: то Элька начнёт причитать и нудить, то Анна Николаевна начнёт пробираться прямо в его мозг своими словами-клешнями. Нет уж, дудки! Петя Солнцев слишком любил быть собой, чтобы подчиняться дурацким, «взрослым» правилам. Ему было сорок семь снаружи, а внутри – все шестнадцать. В шестнадцать – космос по колено.

Он перевернулся, в плечо толкая друга. Толя Князев – мальчишка, лет на пятнадцать младше его, зачем-то рвущийся в космос ещё даже больше, чем сам Петя.

Толя с детства мечтал стать космонавтом, шагнуть тяжёлым шагом на песочную поверхность каких-нибудь Марса, Венеры – чего угодно, главное, почему-то, песочную – и почувствовать себя живым. Земной воздух превращал его в статую: то нельзя, это нельзя, другое – подожди… А ждать сколько? У него жизнь – одна! Князев спешил жить, жадно дышать, он глотал окончания слов, всегда торопясь озвучить мысль, стремился вперёд и никогда не отступал. Парень считал, что если уж отступать – то до победного.

– Эй, Толька, видишь, у нас тут космос – бескрайний. Пыль эта под ногами. Как будто солнечный прах. Оно же, верно, само себя сожгло! – Солнцев рассмеялся. И вправду, это не их привычный песок, не земной, пеплом рассыпанный по поверхности неизвестной планеты. Смешно во всём было то, что в этой системе действительно много лет назад взорвалась звезда, местное Солнце. Только планеты целёхонькие, покрытые звёздным прахом.

Князев поднялся, смеясь над шуткой старшего товарища. Дела-а-а. Они здесь словно дети, дети-первопроходцы, этакие пионеры, открывшие Америку. Чувство безграничной гордости наполняло их сердца. Они стояли на пороге чего-то нового и великого, стали учёными без учёных степеней и громких званий. Обычные мужики – на корабле их было всего шесть – оставившие след на песке истории и планеты.

Ни капитан, ни Солнцев, ни Князев ещё не знают, как умы Земли обзовут эту планету – может, Центавра или Ария, а может, дадут имя какого-то великого человека. Да им было без разницы. Какое вообще всяким обычным дело до того, что Земля – Земля?

Петя по натуре был ребёнком. Он исключительно верил в то, что завтра будет лучше, чем вчера, верил, что всё обязательно будет лучше. Только вот это «завтра» всегда становилось сегодня, о котором Солнцев предпочитал не думать. «Элька, всё у нас будет, ты только верь и жди», – говорил он дочери, которая в свои пятнадцать была старше него в три раза.

– Как вы думаете, – Толя совершенно не мог обращаться к Петру Алексеевичу на «ты». Наверное, ввиду возраста, а может, потому что так его научили. Князев протянул взрослому космонавту с душой ребёнка свою руку. Тот отмахнулся, резво вставая сам, отряхивая невидимую пыль с ослепительно белого в сиянии звёзд скафандра. – Человечество когда-нибудь переселится сюда? На эту странную планету? А инопланетяне, знаете, такие зелёненькие, страшные, как из фильмов, здесь есть?

– Дурак ты, Толя. Может, это мы для них страшные, а не они для нас. Красота относительна, – он вдохнул глубже, сильнее, чем раньше. – Мне дышать полной грудью хочется почему-то только здесь. На Земле – никогда. – Петя раскрыл щель больше положенного, насыщая кровь иноземным воздухом. – Конечно, люди прилетят сюда. Здешние люди будут лучше, чем наши. Я верю, обязательно будут, потому что эти люди – люди завтрашние, люди видевшие «вчера», они не захотят это «вчера», они захотят быть завтрашними. Сечёшь, Толька?

Князев закивал. Мысли Солнцева всегда поражали его, оседали сразу в подкорке головного мозга, передавались внутрисловно. Глупый вопрос, конечно. Для чего они тогда вообще сюда прилетели, если не для жизни здесь будущих людей? Конечно, для них, для тех, кто будет в сто, нет, тысячи раз лучше, чем они.