Валентин Колесников - PRINCESS новелла

– В Сирии и Риме ты была еще ребенком. Сейчас же ты молодая и красивая принцесса. Тебе уже, дочь моя, пятнадцать лет. Это расцвет юной девушки. А в твоем возрасте молодые принцессы редко засыпают спокойно. – Сказал Авлет, догадываясь причину бессонницы дочери.

– Отец поиграй мне на флейте, под ее чудесные звуки беспокойство и страхи проходят, мысли успокаиваются и навиваются приятные сновидения…

Кшатр, крадучись, пробрался к углу стенки шатра, где был вход в опочивальню фараона и взглянул на маячившую в темноте фигуру охранника, что стоял там. В это время из шатра раздались мелодичные звуки флейты.

Дионисий, услышав нежное звучание флейты, пробасил в ночь, как ему казалось, своему напарнику, караулившему вместе с ним вход в шатер:

– Не зря фараона двенадцатого из Птолемеев прозвали Авлетом. Он даже в пустыне не расстается с флейтой. – Но его напарник уже не слышал. И Дионисий громче сказал товарищу:

– Григорис, чего не отзываешься, когда тебе старший караульный говорит?!

Григорис в это время не мог слышать его. Он разлегся на холодном песке, положив голову на щит из панциря морской черепахи, и уже крепко спал, согреваясь возле жарких углей костра, и отозвался лишь громким храпом, забыв о своих обязанностях беречь божественного наместника бога Зевса на земле, фараона Египта Птолемея XII Авлета. Дионисий не стал будить товарища. А небо над шатром, барханами пустыни, спящими верблюдами и лошадьми посреди площади городка – сияло бесконечным множеством звезд.

Кшатр, осмотревшись вокруг, быстрыми неслышными шагами ушел к жевавшим сено верблюдам, где поодаль стоял его ослик с двумя мешками на спине. Он снял мешки и сказал что-то на ухо ослику. От этого животное стало на передние колени, затем, подогнув задние ноги, опустилось на песок. Кшатр положил два снятых мешка под ноги, чтобы не лежать на холодном песке, туловище прислонил к теплому боку ослика и задремал.

На рассвете караван фараона покинул местечко Секкет Эль-Султан…

Ночи в пустыне среди барханов были холодны. Рабам, обслуживающим караван фараона, приходилось спать у тюков сена. Расставленных торчком плотно примыкающих один к другому, ограждая место ночлега погонщиков. Тепло, исходившее от тканых из верблюжьей шерсти покрывал, согревало усталых людей, спасая от ночного холода. Между тем рабы всегда сооружали шатер для фараона и его дочери. Каждый раз, перед ночлегом, передовой отряд с навьюченными поклажей лошадьми, для сооружения шатра и утварью для приготовления пищи, верхом выдвигался далеко вперед, и разбивал шатер для ночлега фараона. А «кормилица» Клеопатры, Кшатр в образе Онисии, помогал слугам-кулинарам в приготовлении ужина для фараона и его дочери. Из свежей баранины готовился плов и заваривался по особому рецепту «кормилицы» Онисии, чай из высушенных ароматных целебных трав, которые Кшатр вез с собой в тюках на своем ослике…

Пятый день пути по пустынным пескам Сахары подходил к концу. Днем, в этот весенний месяц Пахон бога Луны Хорхе, сына Амона Ра и богини Мут, жара в пустыне не была столь беспощадна, как летом. Шел 19 день месяца Пахон (март). Лучи спускались на барханы песков, окрашивая гребни красными оттенками заходящего солнца. Вечерняя пустыня в это время уже не так воспаляла глазАяркими оттенками песков и открывалась театром красок предзакатного дня. Клеопатра, уныло покачиваясь в седле верблюда, смотрела отрешенным взглядом огромных карах глаз на колеблющие небесные шелка занавесок своего убежища, защищавших ее глаза от жгучих лучей пустынного солнца. Время от времени она закрывала веки, впадая в дремоту. Мысли в это время исчезали, ощущение тела уходило в небытие, и вся окружающая действительность переставала существовать. Такое состояние ее естества помогало преодолевать тяготы пути и не думать об Антоние. Мысли о нем будоражили юное сердце принцессы день ото дня, и даже память о детской влюбленности в Гнея Помпея Младшего, ее воспоминания знакомства с ним в изгнании не могли спасти от внезапной вспышки очень сильной любви с первого взгляда к Антонию. Еще там, в поместье Гнея Помпея Старшего на Альбанских холмах, когда она с Помпеем Младшим купались в бассейне, Антоний бесцеремонно подошел с приветливой улыбкой к ней и подал руку, помогая выбраться из воды бассейна. Как трепетно пронзило сердце его прикосновение и, как долго она смотрела ему в след, когда Помпей Старший позвал гостей к накрытому столу, и герой удалялся в зал к гостям. С тех пор и по сей день Антоний не выходил из ее юных грез. Мечтая только о нем, она любовалась его статной фигурой, осанкой его в седле, когда его конница решила исход сражения у ворот крепости, ставшей на пути возвращения ее и отца из изгнания в Египет. И как несправедливо поступил с ним отец, отказав его коннице в охране каравана. Сердце принцессы было разбито и, казалось, ничто не в силах помочь ей перенести эти бесконечные минуты, часы, дни пути, в нескончаемой веренице барханов пустыни. Внезапно верблюд остановился. Чтобы отогнать наваждение мыслей о нем, Антоние, она нервно откинула занавеску, закрывающую ее под навесом. Взгляд принцессы упал на лучи заходящего солнца, гигантским раскрывшимся веером в небе у самого горизонта. На цепочку верблюдов, что застыли неподвижно. Видно было, что проводник осматривается, уточняя путь. Клеопатра решила воспользоваться остановкой каравана и соскочила с мирно застывшего верблюда на песок бархана. Вдалеке показался воздвигнутый рабами обелиск шатра фараона, развиваемый на ветру, знак неприкасаемого наместника бога, на земле облаченного в божественную власть над народом Египта фараона Птолемея XII. Водитель каравана, приложив ладонь ко лбу, возобновил движение в направлении этого ориентира. Фараон на своем гнедом коне ехал за вереницей верблюдов, уже не впереди каравана, как впервые дни пути. Поход сказывался на нем, усталость давила на плечи и мысли о своем правлении Египтом, были рассеяны, сосредоточенность на чем-то одном и важном улетучивалась птицей прочь, давая место усталости. Авлет не сразу понял, что к нему обращается проводник: