Денис Игумнов - Моя Родина – Смерть

Открытая Ладонь являлась довольно выхолощенным видом мордобоя, но так исторически сложилось: именно эта разновидность борьбы, постепенно, за несколько десятков лет последнего века, вытеснила все иные виды боевых искусств на периферию народного забвения. Среди разных стилей борьбы, вытолкнутых на обочину культуры боевых искусств, встречались и более брутальные, и намного более эффективные, но век парового котла диктовал свои условия во всех сферах жизни людей: не обошёл он и сферу обороны и нападения без оружия. Сейчас аборигены имели то, что имели. Суть системы Открытой Ладони заключалась в беспрестанном передвижении и молниеносных выпадах открытыми руками, и в меньшей части – ногами. Со стороны все эти кульбиты походили на балет или, на худой конец, на фехтование. Тем не менее мастера Открытой Ладони, несмотря на кажущуюся лишнюю в таких делах изящность и плавность движений, представляли собой не малую опасность для наглецов, дерзнувших бросить им вызов. Обеспечить паралич одним ловким тычком в нужную точку тела супостата для них не составляло особого труда.

Немаловажную роль (ключевую) для адептов искусства Ладони играли духовные практики, ментальная концентрация и медитации. Они ими пользовались в качестве инструментов совершенствования личности. Для высших мастеров, в коих число входил и сын аристократа, к которому направлялся охотник, не существовало понятия страха. И это привлекало Сила не меньше, чем предстоящая схватка. Он был вынужден искать новые вызовы, чтобы огонь желания непрекращающейся войны – противостояния грубой физической и могущественной духовной силы, не только не затухал со временем, а наоборот рос, креп, превращался во всепожирающий вселенную пожар.

Наряду с двуколками, каретами и экипажами разных форм по улицам города пыхтели паровые бочки автомобилей: топливом им служил каменный уголь, а движущей силой вода, превращающаяся под воздействием температуры в горячий пар. Много шума – мало скорости. До особняка Сил добрался за час. Он постучал в двери дома-дворца. Для посетителей прямо в двери, в качестве украшения в виде изящно изогнутого бронзового молотка и пятачка под ним, окружённого лепестками мифического цветка, вмонтировали механизм оповещения о появлении на пороге гостей.

Дверь открылась, и на пороге застыл привратник в зелёной ливрее, щедро расшитой золотыми нитями и в салатовых чулках на ногах. Он был похож на сухую жердь, на своём конце имевшую голову тыкву с коричневыми (крашеными хной) бакенбардами на лице, застывшем в маске напыщенной значительности. Тратить время на расспросы, охотник не стал, он просто сделал красноречивый знак рукой и тихо произнёс:

– С дороги.

Старик моргнул, челюсть отпала вниз, и весь вид его стал выражать идиотское удивление. Но быстро совладав с собой, он отошёл в сторону и даже поклонился. Застыв в позе прямого угла, он не разогнулся и тогда, когда Сил прошествовал мимо. Охотник безошибочно сориентировался внутри особняка, поднялся по широкой мраморной, в розовых прожилках лестнице и прошёл по длинному коридору.

Стены украшали гобелены со сценами охоты и просто изображениями гордых диких зверей планеты. Через каждые несколько метров на белых небольших подставках-колонах стояли фигурки сказочных существ, вырезанных из полудрагоценных камней – янтаря, хрусталя, ископаемых костей вымерших мастодонтов. По убранству дома становилось понятно – хозяин любит охоту и природу. Все вещички собранные здесь представляли собой настоящие предметы искусства и стоили дорого.

Внешние проявления богатства этого мира мало интересовали Сила. Его бы не удивил и более экзотический антураж. Чувство любопытства стёрлось от долгого употребления подобно грифелю карандаша, превратившись в огрызок способный разве чуть-чуть испачкать навсегда девственный лист его фантазии. Он добрался до библиотеки и вошёл в приоткрытую дверь без предупреждения.

Квадратная комната библиотеки имела, со стороны трёх стен, книжные полки десятками ступеней, поднимающиеся к самому потолку. Сотни, если не тысячи, разноцветных корешков книг. Богатство для любого образованного, думающего человека – книгочея, умника. Синие бархатные шторы на единственном окне, будто аккуратно вырубленном на одной из полок, были плотно занавешены. Серый свет пасмурного дня едва пробивался сквозь них. Слабоватое освещение для чтения, если бы не электрический светильник (настоящая диковина в городе), стоящий на письменном столе красного дерева, придвинутом к левой полке-стене. За столом сидел худой молодой человек в пенсе. Он поднял голову, оторвавшись от чтения толстенного фолианта в фиолетовом переплёте.